— Ежели срочная, то можно.
Служащий так и заявил мужику:
— Подавайте срочную телеграмму, дойдет.
Мужичок покряхтел, почесал в затылке, но все же раскошелился и заплатил за срочную телеграмму.
Подбельскому хотелось себя ущипнуть — не во сне ли увидел он эту сцену! А что, если проверить? Нарком обратился в то же окошко:
— А в Киев и Екатеринослав можно отправить телеграмму?
— Срочную можно, — последовал совершенно определенный ответ.
«Как это так, — возмущался нарком, — сидеть в Нижнем Новгороде и преспокойно принимать телеграммы в Киев и Одессу, если эти города, как и вся Украина, захвачены немцами!»
Выяснилось, что в конторе имелся список местностей, куда был прекращен прием телеграмм; в этом списке значились Ревель, Нарва, Минск, Псков и другие города, занятые во время февральского наступления немцев, но не было ни одного города Украины. Администрация конторы пыталась оправдаться тем, что Народный комиссар почт и телеграфов не присылал распоряжения о прекращении приема телеграфных отправлений на территорию Украины.
Возмущенный таким объяснением, Подбельский, стараясь быть спокойным, вразумлял чиновников:
— Может быть, центральный аппарат комиссариата и допустил какую-либо оплошность. В нем, признаться, много непорядков. Но нам не нужны администраторы, которые настолько закостенели в бюрократизме, что, зная совершенно определенно о занятии Украины немецкими войсками, принимают туда телеграфные отправления лишь потому, что комиссариат не прислал формального уведомления. Да еще обманывают при этом народ, что стоит, мол, только подать срочную телеграмму, как телеграмма обязательно дойдет по назначению.
Больше месяца продолжалась поездка Подбельского по стране. Кроме Нижнего Новгорода, он побывал в Казани, Смоленске, Ярославле.
Советской России угрожала смертельная опасность. Молодая республика была охвачена железным кольцом вражеской блокады. 25 мая 1918 года вспыхнул мятеж пятидесятитысячного чехословацкого корпуса. Действуя вместе с генералами старой армии, чехословаки в короткое время захватили большие районы на линии Пенза — Владивосток. На Севере и на побережье Каспийского моря хозяйничали англофранцузские войска, на юге бесчинствовали красновско-германские банды. Враг рвался к Царицыну, к Москве. Он уже овладел Борисоглебском и Балашовой, грозил Тамбову, — южная часть Тамбовской губернии сделалась прифронтовой полосой.
Каждая телеграмма с фронта щемящей болью отдавалась в сердце Подбельского. Тамбов! Город, в котором прошло его отрочество, где он учился, вступил на путь борьбы, стал профессиональным революционером, — над его родным Тамбовом нависли грозовые тучи.
Подбельского неожиданно вызвали в Центральный Комитет партии.
— Вам надо немедленно выехать в Тамбов. Только сейчас получены известия о ликвидации мятежей в Козлове и Тамбове. Ваша задача — поднять партийную организацию и местные власти на ликвидацию последствий мятежей. Главное — мобилизовать все силы на помощь фронту, на изъятие излишков хлеба для голодающих районов страны.
В двадцатых числах июня Вадим Николаевич Подбельский приехал, в Тамбов. Город встретил его настороженной тишиной улиц, суровыми лицами жителей.
Сразу же уполномоченный ЦК И ВЦИК созвал совещание партийных, советских и военных руководителей губернии. Наметили, кому в какой уезд следует ехать, с чего начинать, чтобы укрепить Советы на местах, привлечь на свою сторону бедняков и среднее крестьянство и получить хлеб, который ждут тысячи людей.
Выяснилось, что в дни мятежа почти все работники почты и телеграфа оказались в стане врага. Пришлось Подбельскому наводить порядки и в «собственном хозяйстве». В почтово-телеграфной конторе была создана партийная организация.
4 июля 1918 года открылся V съезд Советов.
Заседания проходили бурно. Какой бы вопрос ни ставили большевики, — касался ли он деятельности Совета Народных Комиссаров, комитетов бедноты, укрепления дисциплины в армии, — представители фракции левых эсеров стремились сорвать его обсуждение.
Председательствовавший на съезде Яков Михайлович Свердлов, с трудом сдерживая возмущение, не раз призывал к порядку шумливых левоэсеровских делегатов.
Во всем поведении левоэсеровской фракции, да и в той деятельности, которую в последние дни развернули левые эсеры, чувствовалось, что они решили попытаться завоевать на съезде Советов большинство и захватить в свои руки власть. Но подавляющая масса делегатов поддерживала большевиков. И тогда в моменты голосования фракция левых эсеров покидала зал заседаний.
С трибуны съезда в адрес партии эсеров звучали гневные речи Владимира Ильича.
«Партия, — говорил он, — которая доводит своих наиболее искренних представителей до того, что и они попадают в это болото обмана и лжи, такая партия — погибшая партия…»
Левые эсеры, не полагаясь на мирный исход борьбы, тщательно разрабатывали планы насильственного захвата власти. Они вербовали сторонников в армии и в важных правительственных учреждениях, создавали свои боевые отряды.
Всероссийской Чрезвычайной комиссии уже удалось обнаружить нити заговора. В дни съезда Советов Москва все больше и больше принимала облик города, объявленного на осадном положении. По многим улицам, особенно там, где размещались правительственные учреждения, патрулировали матросы, разъезжали конные дозоры. Патрули останавливали автомобили, у входа в учреждения проверяли документы.
6 июля 1918 года левые эсеры Яков Блюмкин и Николай Андреев, выполняя задание своей партии, пробрались по подложным документам в здание германского посольства в Денежном переулке и, вызвав посла Вильгельма Мирбаха для беседы в одну из гостиных посольского здания, убили его.
Заседание съезда Советов пришлось прервать. Требовались быстрые и энергичные действия.
Левоэсеровские главари были арестованы. Но выступили созданные ими боевые отряды. Нарком почт и телеграфов имел основание предполагать, что мятежники прежде всего попытаются завладеть средствами связи — почтамтом, и главное — телефонной станцией и телеграфом. Тем более что среди руководителей профсоюза почтово-телеграфных служащих имелись сторонники эсеров.
Еще до перерыва Подбельский собрал присутствовавших на съезде работников наркомата в кабинете секретаря ВЦИК и рассказал им о готовящемся мятеже. Он предложил срочно принять меры к охране узлов связи. Тут же отдал распоряжение комиссару телеграфа прекратить передачу всех телеграмм, за исключением телеграмм, подписанных Председателем Совнаркома Лениным и председателем ВЦИК Свердловым.
Сам нарком решил проверить на местах положение дела. Когда он приехал в наркомат, там уже собрались в одной из комнат на экстренное заседание коммунисты — члены Центрального исполнительного комитета почтово-телеграфных служащих,
— Товарищи, нам нужно быть начеку, — говорил Подбельский. — Почта и телеграф могут оказаться первыми объектами борьбы.
Из наркомата Подбельский решил в автомобиле отправиться на телеграф. Машина петляла по глухим переулкам. В одном из переулков, выходящих на Чистые пруды, у гостиницы «Прогресс», дорогу преградили два всадника, как будто из-под земли выросшие перед машиной.
— Кто едет? — раздался окрик.
— Комиссар почт и телеграфов…
— Его-то нам и нужно…
Нарком глянул из машины. Перед ним на непослушном скакуне гарцевал одетый в морской бушлат коренастый, здоровенный детина. На ленточке его бескозырки Подбельский прочитал «Бобр».
Только тогда Подбельский понял, что наскочил на патруль левых эсеров. Раздумывать было некогда. Решение пришло в какую-то долю секунды. Выскочив из противоположной дверцы автомобиля, Вадим Николаевич мигом вбежал в гостиницу. Время, которое потребовалось левоэсеровским молодчикам, чтобы спешиться, оказалось вполне достаточным для опытного подпольщика; он успел подняться наверх и, пробежав через ресторан гостиницы, выпрыгнуть в окно на крышу соседнего дома, а там уже незаметно спуститься на другую улицу и дойти до телеграфа.
Теперь надо было выручать невольного заложника — шофера, а также спасти машину. Но для этого необходимы люди, а из охраны телеграфа невозможно выделить даже одного человека. На телефонной станции охрана была более многочисленна, и, взяв оттуда несколько человек, нарком снова направился к месту, где его пытались арестовать. Однако автомобиля и шофера там не оказалось. Должно быть, их уже увели.