Это была первая встреча с Владимиром Ильичем после его выздоровления.
Известие о злодейском покушении на Ленина застало Подбельского в командировке. Он тогда немедленно вернулся в столицу. Сразу же нарком разослал по всем почтово-телеграфным учреждениям письмо. Гневно клеймил он организаторов убийств и покушений. «Белогвардейская сволочь, — писал он, — пошла по пути предательского нападения из-за угла на вождей нашей рабоче-крестьянской революции». Наркомпочтель призывал выгнать из «трудовой почтово-телеграфной среды всех, кто в какой-нибудь степени прикосновенен к этой преступной банде белогвардейских социалистов-революционеров…».
Беседа с Лениным была долгой и откровенной. Нарком подробно изложил главе правительства положение со связью в стране и в армии.
— Я глубоко убежден, Владимир Ильич, — возбужденно говорил он, — что основную причину царящего хаоса в области связи на фронтах следует искать прежде всего в отсутствии в военном ведомстве того полномочного органа или даже того должностного лица, которое бы обладало полнотой власти и несло бы ответственность за положение телеграфной, телефонной, радиотелеграфной и почтовой связи на фронтах.
Картина, которую Подбельский рисовал, была не из радостных.
— Ежедневно у нас берут для армии громадное число телеграфистов, механиков, надсмотрщиков, а также аппараты, проволоку, элементы и прочее, — говорил он. — Мы отдаем Красной Армии почти треть всех тех материалов, которые получает ведомство, да и то в очень ограниченном количестве, для наших оседлых учреждений. Мы бедны как техническими силами, так и материалами. А при той недопустимой преступной расточительности, с которой эти богатства растрачиваются, скоро может наступить момент, когда у нас не будет ни того и ни другого.
— Но в одной ли здесь преступной расточительности дело? — спросил Владимир Ильич.
— Сомневаюсь, что дело здесь в безобидной расточительности. Я думаю и, пожалуй, в этом убежден: здесь не обошлось без предательства и саботажа. Вполне возможно, что здесь ведется именно преступная линия: растратить наши телеграфные технические силы и средства, а затем оставить фронт без связи.
— Какой же вы предлагаете выход из положения?
Этого вопроса Подбельский как будто только и ждал.
— Единственный выход из положения — немедленно создать тот полномочный орган, который бы имел право диктаторски распоряжаться радиотелеграфной, телеграфной, телефонной и почтовой связью на фронтах.
Прощаясь с Подбельским, Владимир Ильич заметил:
— Трудно, должно быть, вам приходится. Никогда ведь не думали, что таким хозяйством придется управлять.
— Конечно, порой трудно бывает…
— Что делать… Наркомами не рождаются, ими делаются.
…Беседа с Владимиром Ильичем состоялась 23 ноября 1918 года, а уже через три дня по докладу Подбельского Совнарком принял решение об учреждении Верховной комиссии телеграфной связи. Председателем комиссии был утвержден Вадим Николаевич Подбельский.
Спустя почти год — 20 октября 1919 года — было создано Управление связи Красной Армии. Начальником управления был назначен член Коллегии Наркомпочтеля, ближайший помощник Подбельского — Иннокентий Андреевич Халепский.
Как-то, беседуя с Владимиром Ильичем, Подбельский обратил его внимание на то, что все основные стационарные радиостанции в стране принадлежат военному ведомству, которое, кстати, их довольно плохо эксплуатирует. Из-за этого в стране почти нет гражданского радио.
И он изложил Председателю Совнаркома свои соображения по поводу передачи в ведение Наркомпочтеля всей радиосвязи в стране. В июне 1918 года уже было принято постановление Совнаркома о передаче из военного ведомства в ведомство Народного комиссариата почт и телеграфов нескольких радиостанций. В числе переданных Наркомпочтелю военных радиостанции были Ходынская, Царскосельская и Тверская.
Особое внимание народного комиссара привлекла Тверская радиостанция. И к этому имелось достаточно оснований.
Довольно мощные Ходынская и Царскосельская радиостанции, предназначавшиеся для международных сношений, были построены в конце 1914 года в рекордно короткий срок — за сто дней. Чтобы работа этих станций не могла мешать приему, на разном расстоянии между ними — в Твери — выстроили приемную станцию.
…В 1916 году на Тверскую станцию был прислан талантливый инженер поручик Михаил Александрович Бонч-Бруевич, настоящий энтузиаст радиодела.
С юношеских лет Бонч-Бруевич увлекался радиотехникой. Служа в искровых частях армии, он вскоре благодаря своим исследованиям искрового разряда был признан крупным специалистом в этой области. Получив назначение в Тверь, Бонч-Бруевич рассчитывал найти там благоприятные условия для экспериментальных работ. Но оказалось, что член Главного военно-технического управления профессор радиотехники полковник Муромцев, отличавшийся косностью взглядов и недоброжелательным отношением к молодым талантливым кадрам, запрятал Бонч-Бруевича на Тверскую радиостанцию, чтобы помешать ему заниматься научно-техническими исследованиями.
Однако полковник Муромцев ошибся в своих расчетах. Михаил Александрович Бонч-Бруевич, обходя Муромцева и не обращая внимания на косые взгляды начальника станции капитана Аристова, солдафона и рутинера, продолжал свои исследования. Добывая всеми правдами и неправдами простейшие приборы, он с большим трудом оборудовал у себя на квартире лабораторию и начал работать над созданием катодных ламп и разработкой схемы ламповых усилителей и генераторов.
После революции Бонч-Бруевич неутомимо продолжал свои исследования, хотя ему и приходилось слышать, что неграмотным рабочим и крестьянам его работы не потребуются.
— Это нужно России, — отвечал Михаил Александрович Бонч-Бруевич.
А вскоре стало известно, что Муромцев удрал за границу.
В 1918 году на станцию пришел энергичный и деловой Владимир Михайлович Лещинский. Новый начальник сразу нашел общий язык с Бонч-Бруевичем, горячо одобрил его экспериментальные работы над созданием отечественных катодных ламп.
Опытный, любящий свое дело инженер, Лещинский подбирал работников для радиостанции среди радистов, с которыми он служил еще в искровых частях старой армии. И все, кто знал этого энергичного, чуткого человека, с удовольствием откликались на его вызовы. Так стали работать на радиостанции Петр Алексеевич Остряков, Иван Васильевич Селиверстов, Иван Алексеевич Леонтьев.
Почти одновременно с Подбельским в Наркомпочтеле начал работать Аким Максимович Николаев. Одногодок Подбельского, Николаев тоже прошёл большую жизненную и революционную школу. В Коммунистическую партию он вступил в 1904 году, участвовал в первой русской революции, а в годы реакции вынужден был эмигрировать. В Цюрихе Николаев познакомился с Лениным. В годы первой мировой войны он вел большевистскую агитацию среди солдат. В дни Октябрьского переворота состоял в «пятерке» по руководству восстанием во Владимире. Здесь он и работал с первых дней революции губернским комиссаром почты и телеграфа.
В Наркомпочтеле Николаеву было поручено познакомиться с положением радиодела в стране, — Аким Максимович был хорошим специалистом в области радио. В годы эмиграции во Франции окончил высшую радиотехническую школу, и ему приходилось даже работать в радиолаборатории одной из французских фирм. Еще тогда его волновала и возмущала мысль: его родина открыла миру радио, а какая была в России радиотехническая промышленность? По существу, никакой. Разве можно считать несколько небольших заводиков — на Шаболовке в Москве да на Лопухинке в Петрограде? Спустя два года после создания Айзенштейном завода в Петрограде его хозяином стала, по существу, фирма Маркони. Были еще заводы Сименса[15], но ведь и ими владели иностранцы.
Николаев вскоре после назначения в Наркомпочтель отправился на Тверскую радиостанцию.
Познакомив его со станцией, Лещинский сказал:
— А сейчас я покажу вам нечто такое, что мы называем «для души»…
И он повел гостя в стоявший невдалеке тесовый барак.