2003 год.
СТРАШНОЕ ВИДЕНЬЕ.
Когда меня фотографируют фотографы
И как бы гладит жизнь по рыжей голове,
Когда мне хлопают и я даю автографы,
Частенько думаю: "Да, надо жить в Москве.
Сюда все люди интересные стекаются
Свои таланты в полной мере проявить,
И если выживут, и если не сломаются,
То здесь поселятся и здесь начнут творить.
Работать должно и откалывать чудачества,
но ежедневно о себе напоминать,
и выдавать продукт отменнейшего качества,
иначе станут твое имя забывать.
Уснешь на лаврах - вмиг в провинции окажешься,
Где тоже люди, без сомнения, живут.
Ты там освоишься и, может быть, отважишься
Творить - но там тебя сюрпризы ждут.
Твои стихи не в толстой книжке будут изданы,
А лишь в газете ежедневной заводской,
Ведь в ней поэтов местных публикуют издавна,
И многих радует из них удел такой.
Начнешь спиваться ты и думать: "Где фотографы?
Концертов нет. Пойти работать на завод?
Но ведь в Москве я раздавал всегда автографы,
Давал гастроли и меня любил народ!
Теперь все чаще просыпаюсь с бодунища я,
И вечно денег нет, откуда же их взять?
"Пульс Ивантеевки" - газета просто нищая,
ну, как же мне за счет стихов существовать?
Как опустился я! Дружу тут с графоманами.
Да оглянись вокруг! Что видишь ты, болван?
"Пульс Ивантеевки", халупа с тараканами,
сырок засохший и с водярою стакан..."
...Так может быть, но я еще не деградировал,
виденье только промелькнуло в голове.
Кричу я другу, чтоб скорей фотографировал.
Какое счастье - я, поэт, живу в Москве!
2002 год.
У р о д ц ы.
Стихи, они - как дети малые:
Не все родятся крепышами.
Иные - слабые и вялые,
Их писк не уловить ушами.
Иные - попросту рахитики
На кривеньких и тонких ножках.
Над этими хохочут критики.
Ну да - что проку в этих крошках?
Есть детки - дауны смешливые,
Позора верные гаранты.
Есть недоноски молчаливые,
А также есть вообще мутанты.
У этих - все не как положено:
Где руки-ноги, непонятно.
На тельце кожица скукожена
И нос - на лбу, что неприятно.
Ну, кто же знал, что так получится?
Кому они нужны такие?
Пришлось так тужиться, так мучаться,
И вот итог - стихи плохие.
Они таращатся на папочку,
На их родившего поэта...
Эй, не спеши сложить их в папочку,
Послушай доброго совета.
Рожай стихи по вдохновению,
Зачем уродцев дальше множить?
Хотя у каждого у гения
Таких полным-полно, быть может.
Мой друг, берясь за что-то новое,
Ты помни о стихах-уродах.
Потомство людям дай здоровое
Хоть даже сам умрешь при родах.
2000 год.
Новый метод.
Моя политика проста
атаковать всех дам отважно,
хватать их сразу за места,
где горячо у них и влажно.
Я раньше им стихи читал,
галантен с ними в обращеньи,
теперь намного проще стал
я относиться к обольщенью.
Без лишних слов, прям с ходу - хвать!!!
И дамы столбенеют сами.
Стоят, не зная, что сказать,
и только хлопают глазами.
Зевнув, я говорю: "Пойдем,
пойдем со мной, не пожалеешь.
Стихи и песни - все потом,
коль ублажить меня сумеешь.
А то порой слагаешь гимн
во славу ветреной красотки,
а та красотка спит с другим
с любым, кто ей предложит водки.
Что, ты желаешь нежных слов?
А я желаю секса вволю.
Ты молода, и я здоров
давай перепихнемся, что ли?"
О, дамы все молчат в ответ,
залившись краскою прелестной.
Они же знают, я поэт,
причем достаточно известный.
Тянуло их к стихам моим,
любили куртуазный Орден...
Ну, как то неудобно им
меня ударить вдруг по морде.
Они, смиряя гордый нрав,
лишь топчутся, потупя взоры
ведь понимают, как я прав:
к чему мне с ними разговоры?
А я схватился и держу
куда здесь дамочке деваться?
Вот так. Понятно и ежу
придется ей мне отдаваться.
И отдается, с криком аж,
счастливая небеспричинно,
лишь думает: "Какой пассаж!
Какой решительный мужчина!".
1998 год.
На кладбище
Стараясь не испачкать джинсы мелом,
через ограду мы перемахнули.
Ты за руку меня взяла несмело
и вскрикнула: - Они нас обманули!
Белела в темноте твоя рубашка,
обозначая маленькие груди.
Я усмехнулся: - Тише ты, дурашка,
кругом же спят заслуженные люди.
А хочешь, я признаюсь, ради Бога:
я им сказал не приходить, и точка.
А если хочешь выпить, есть немного,
а то ты вечно маменькина дочка...
Ты что-то в тишине соображала,
потом внезапно вырвалась, и сдуру
по травяной дорожке побежала,
вообразив растленья процедуру.
Тебя догнать не стоило труда мне...
О, бег ночной за слабым, стройным телом!
Догнал - и на каком-то узком камне
прильнул к твоим губам оцепенелым.
Когда распухли губы, ты сказала