На четвертый день пришли в именье помещика Фальц-Фейна — Асканию-Нову. Расположились на дневку. Бойцы отряда с удивлением осматривали зеленый остров в степи, диковинных птиц и животных. Старенький сторож, его скоро все стали называть дружески Фомичом, охотно рассказывал, как привозили сюда деревья и животных из всех стран мира. Но с особой теплотой он вспоминал Клима Евдокимовича Сиянко, который с детства начал заниматься разведением в степи птиц и зверей и посвятил этому делу всю жизнь.
— Все это, — обводил вокруг рукой Фомич, — его, Клима, рук дело. Конечно, деньги барина, тут никуда не денешься, а руки — его… Барин-то что, приедет, поглядит, бычку какому хлеба с солью даст. А то все Евдокимыч, царство ему небесное…
Перед вечером прибыл еще отряд. Впереди знаменосец на белом коне, а знамя черное, с черепом и костями. Анархисты. За знаменосцем, на вороных конях, с ног до головы одетые в кожу, красивая смуглая женщина и русоволосый человек с военной выправкой. Следом отряд. Кто — в кожаных куртках, кто — в матросских бушлатах, но у каждого на голове бескозырка, полуаршинные чубы вьются по ветру. А кони как на подбор. В первой колонне все гнедые, во второй — чубарые, в третьей — буланые…
— Маруся Никифорова пожаловала, — сказал кто-то.
— Да не Никифорова, та плоская, как доска, а эта, вишь, какая краля.
— Одного поля ягоды — бандиты…
А кое-кто кричал:
— Эй, клешник, штаны подтяни — потеряешь!..
— Матрос с разбитого корыта, ленточку кверх ногами прицепил!..
— Плавали небось от камбуза до гальюна, только пыль клубами позади!..
Насмешки имели основание — отряд анархистов состоял изо всякого сброда, однако почти все для шика натянули матросскую форму.
Отряд расположился в фальфейновском дворце. А вскоре к Матвееву прибежал Фомич.
— Да что же это такое, товарищ командир! Господа анархисты бизона застрелили, свежуют сейчас. А Клим Евдокимыч за ним в саму Америку ездил, еле достал. Их, говорил, будто и на свете не осталось…
Матвеев встал, поправил ремень на кожаной куртке, проверил маузер, сказал комиссару:
— Пойдем! И возьми еще с десяток человек.
— Можно и мне? — попросился Тимофей.
Матвеев молча кивнул головой.
Во дворе окна ярко освещены. Матвеев толкнул дверь, шагнул в комнату, за ним — комиссар и начальник штаба. Тимофей и остальные остались в коридоре около открытой двери. У стола трое: атаманша — женщина лет двадцати пяти с черными, по-восточному удлиненными глазами и ярко-красными губами; ее адъютант — стройный белокурый человек в офицерском френче без погон, и матрос, так густо заросший волосами, что на лице выделялись только мясистый нос и маленькие серые глазки. Увидев вошедших, он схватился за маузер, но белокурый остановил жестом руки.
Матвеев поздоровался, сел, отодвинул в сторону бутылки, стаканы, остатки еды. Положил пудовые кулаки на стол.
— Что-то незваные гости без приглашения за стол садятся… — начала атаманша, но человек в офицерском кителе только взглянул на нее, и та замолкла. И сразу стало ясно, что он здесь главный, с ним и начал разговор Матвеев.
— Я слышал, что ваш отряд, хоть и идет под анархическим знаменем, но поддерживает Советскую власть…
— Мы против всякой власти! — густым голосом прогудел волосатый.
— Однако вы, хоть и считаете себя сверх-р-революционерами, признаете власть своей атаманши, — отпарировал комиссар.
— Мне кажется, вы пришли сюда не для спора по идеологическим вопросам, — сказал человек во френче, доставая портсигар. Раскрыл его, протянул Матвееву. Тот взял папиросу.
Белокурый же положил папиросу на вытянутые пальцы левой руки, тихонечко ударил портсигаром по кисти, и папироса, описав дугу, очутилась во рту — точно так же, как сейчас.
«Он, он! — уже совсем уверенно подумал Тимофей. — И волосы и лицо… А он меня не узнает? Да нет, я за дверью, в темноте стоял…»
А воспоминания не отпускали, снова потянули к событиям в Аскании-Нова.
— Если признаем, что тогда? — спросил белокурый.
— Предлагаю влиться в наш отряд и вместе отстаивать Советскую власть, биться с немцами.
— А если не согласимся?
— Разоружим. Кто не подчинится — уничтожим.
— Разрешите посоветоваться, подумать.
— Хорошо. Через час ждем ответа. — Матвеев встал, направился к выходу, но около двери обернулся.
— Можно вопрос?
— Прошу!
— Вы на Кавказском фронте воевали?
— Так точно!
— Из Трапезунда на эсминце «Дерзком» уходили?