— …К расстрелу! — спокойно и жестко закончил председатель ревтрибунала.
Оглушающая тишина повисла в зале, и мечутся, мечутся по стенам изломанные тени.
— Что вы, подсудимый, можете сказать? — спросил Перепелица.
— Не виноват я… Неужели, дядя Ваня, вы мне не верите?
— Вот что, Тима… Гм, гражданин Недоля, верю — не верю — не для меня. Нужны факты, а факты — сам видишь…
— Но я же говорил товар… гражданину следователю, что я по своей воле, с согласия Неуспокоева поехал в Катериненталь, чтобы разведать о готовящемся восстании.
— А это? — постучал Иван Павлович по записке Булдыги-Борщевского.
— Не мог же я им сказать, что я красноармеец, вот и наговорил на себя…
— Раз подсудимый так заявляет — нечего с кондачка решать… Предлагаю расследовать это дело более обстоятельно, — сказал Иван Павлович.
Женщина, только что закурившая очередную самокрутку из крепчайшей махорки, согласно закивала головой.
Нелегко было проверить, как жил и где был Тимофей Недоля с марта восемнадцатого по август двадцатого. Только путь его проходил из Николаева в Херсон, потом — Перекоп, Керчь, Анапа, Новороссийск, Вознесенск, Одесса, снова Николаев, Голта и снова Одесса. И почти все, с кем он встречался, служил, был близок, или погибли в боях, или пали от рук бандитов.
— Пройдошный парень, — заметил следователь, когда Тимофея увели. — Ишь ты, все время ссылается на тех, кого уже нет, попробуй, дескать, проверь. Как редиска — рядится под красного, а внутри — белый. Шлепнуть и все…
— Остынь, чего постромки рвешь, — одернул его Иван Перепелица. — Может, он не специально изменил, а просто сбился с панталыку. Тогда поправить надо. А если все, что он говорит, правда? Представляешь, какую школу человек прошел, что он может сделать для революции с этакой закалкой! Цены ему нет, на любое дело сгоден. А мы — в расход… А то, что на погибших ссылается, — значит, по такому краю ходил. Нет, такими людьми бросаться нельзя, проверить надо!..
Проверили, после чего председатель ревтрибунала предложил приговор: «Так как факт измены и участия в восстании несомненно установлен, приговорить Тимофея Недолю к расстрелу, но, учитывая его прошлые боевые заслуги и пролетарское происхождение, ограничиться общественным порицанием». Но и с этим Иван Перепелица не согласился.
— Давайте проверим этот, как вы говорите, установленный факт. — И уже сам начал расспрашивать всех, с кем сталкивался за это время Тимофей.
Мария Пасечник, медицинская сестра госпиталя, показала: да, Тимофей Недоля после выписки снова прибежал в госпиталь и простился с ней, сказал, что уходит на выполнение задания. Потом сотрудник особотдела военмор Неуспокоев приказал ей, что если она получит от Недоли письмо, чтобы сразу же отнесла ему, Неуспокоеву. Примерно через неделю ей передал какой-то бородатый молодой человек письмо от Тимофея. Оно было любовного содержания, адресовано ей, но, помня приказание, отнесла его в штаб, где отдала товарищу Клиндаухову.
Товарищ Клиндаухов показал, что действительно получил от Марии Пасечник письмо любовного содержания, каковое и уничтожил, за что впоследствии получил выговор в приказе за потерю политической бдительности.
Из губчека дали справку в том, что действительно сотрудник особого отдела товарищ Неуспокоев докладывал, что у него в немецких колониях есть свой агент, но фамилии его не назвал.
Из ремонтной оружейной мастерской подтвердили, что в одном из захваченных у повстанцев пулемете в затворе лопнула пружина потому, что она оказалась подпиленной.
Эксгумация трупа бывшего начальника поста Карабуш белогвардейского офицера Арканова показала, что он действительно умер от утопления и от ушибов, которые могли быть получены при падении в колодец.
Жители Катериненталя подтвердили, что означенный Арканов был вытащен из колодца.
Павел Парамонович Клиндаухов понимал, что если рассказать все так, как было, то подвиг, которым он гордился и за который его могли наградить орденом, в значительной мере померкнет. Но человек он был прямой, правдивый и врать не мог. Да, Неуспокоев перед смертью сказал, чтобы Недолю не трогали, но почему — не успел. Да, Тимофей стоял у пулемета, улыбался и сказал: «Здравствуйте, товарищ адъютант», протягивал ему, Клиндаухову, руку. Нет, из этого пулемета выстрелов по отряду красных конников не было, хотя патронная лента оказалась наполовину опорожненной. Стрелял тот «максим», что стоял на околице, но скоро замолк. Вели огонь еще засевшие в одном из домов белые офицеры. Да, полковник князь Горицкий, возможно, погиб от пулеметной очереди, так как оказался почти перерезанным на уровне груди.