— Лилайла будет жить? — спросил парень и голос его предательски дрогнул, еще секунда и потеря самообладания привела бы к появлению слез, но Мильен сдержался.
Лайлэн, Вилькес, Врарисэль и Асмодей были сражены высоким чувством, которое отозвалось в вопросе. Страх за друга, страх потерять дорогого человека, когда ты перед судьбой на коленях… Младшие братья переглянулись.
— Будет, — ответил глухой голос Врарисэля.
— Наставник, — обратился Мильен впервые почтительно. — Вы все видели?
Никто кроме Асмодея не понял глубины вопроса. Тот кивнул, обращая на парня сочувствующий взор под мраком смоляных ресниц.
— Если это вы спасли Иси, то я обязан сказать вам спасибо.
Парни проводили глазами призрака, в которого ответ о жизни принцессы вдохнул последние силы, и посмотрели друг на друга менее грозно. Лайлэн задумался во время передышки, вспоминая что-то, и первым нарушил тишину
— Мы держали купол и ты исчез. Это потому что Лилайла позвала тебя? Я слышал что-то, но только сейчас понял, что кто-то кричал твое имя.
Так попытки Асмодея вывести из себя Врарисэля потерпели крушение. Зачем он это делал? Никто не понял, но позже старший брат кое-что заподозрил.
— Именно так.
По тону парня было ясно, что он потерял интерес к диалогу. Чтобы Асмодей, как обычно, не пропал, Вилькес схватил его локоть и потребовал объяснить ситуацию. Было поздно, глаза Короля вновь озарило зарево гнева. Он отшвырнул бывшего друга и с равнодушным видом исчез.
— Вот же! Ему точно пора изрешетить печень! Мне от его наглости челюсть сводит! — выругался Вилькес.
— Успокойся, он не сбежал, а значит разговор мы точно продолжим, — осадил его старший, хмурясь в раздумьях. Он неплохо знал Асмодея и его повадки. — Лайлэн, отведи меня к Смотрителю, а ты Вилькес, карауль сестру. Пусть пока не подходит к ней. Те двое, что вошли в лазарет, ее друзья?
Младшие братья кивнули.
Впервые Лилайла очнулась спустя тринадцать часов. За окнами лазарета темнела ночь, а первым, кого она увидела, был старший брат, который склонив голову, сидел поодаль. Стоило ее ресницам прийти в движение, он подвинул кресло ближе и огромная ладонь накрыла женскую щеку.
— Это вы, — прошептала она, медленно просыпаясь. — Не думала, что вы так быстро появитесь.
Лицо брата Лилайла, как всегда, нашла изысканным, красивым. Черные густые брови вразлет и нежный взгляд темного, который многое пережил. Природа наградила мужчину необычными чертами: острые скулы переходили в широкий аккуратный рот, смуглая кожа с темной магией в венах вместо крови, осторожная редкая улыбка, завораживающий из-за густоты ресниц взгляд. Врарисэль набрал вес, стал крупнее и выше, мышцы под одеждой завораживали перекатами, а громовой проникновенный голос рождал мурашки по телу. Лилайла остерегалась жестокого старшего брата, одно имя которого создавало в замке практически то же волнение, что и имя отца. Между ними была та разница, что в отличие от него, Врарисэль обожал ее.
— Конечно, я здесь, а как могло быть иначе? — улыбнулся он, лаская слух переливами мягкого голоса. Однако следом появилась братская настойчивость. — Отныне я буду заботиться о тебе, Лилайла. До тех пор, пока ты не выйдешь замуж, пока я не передам тебя тому, кому доверяю, ты будешь всегда со мной.
Девушка, настороженная и слабая, натянуто улыбнулась. Сомкнутые тонкие брови отчего-то не могли раскрыться перед столь глубокими семейными узами. Никого рядом не было, персонал ушел, а лисичка в противоположной части так не пришла в себя.
Рука мужчина с щеки, проведя по ней большим пальцем, перешла на горло. Она обхватила шею, крепко сжала ее. Блестящие секунду назад любовью глаза обратились свирепостью, будто очнулась темная сущность, завладев доброй частью. Лилайла затряслась от ужаса.
— Знаешь сколько я искал тебя, когда ты пропала?! Все четыре года я нападал на ваш след, но твой Учитель — мастер скрываться, он обрезал мне дорогу к тебе. Наверное, оберегал от братского гнева. Хороший старик. — Врарисэль приблизил свое лицо, губы едва открывались от гнева. — Ты подставила отца, опозорила Лайлэна, Вилькеса и меня! Хорошо бы прямо сейчас свернуть тебе шею на время и отправить в замок, чтобы пару лет посидела в подземелье.
Он ослабил хват и убрал руку с шеи, видя, что младшая сестра начинает задыхаться. Она откашлялась, скрючившись от пронзающей боли. На ресницах блестели слезы, и пока брат не видел, она их смахнула, разочарованно улыбнувшись самой себе. “Он ни капли не изменился” — пронеслись опечаленные горькие мысли.