Теперь его слова меня не пугают. Напротив, каждый его серьезный взгляд, твёрдое слово помогает постепенно осознавать и принимать всё сказанное как должное в новом для меня мире. Оценивать слова здраво, при этом чувствуя себя рядом с Ньюманом абсолютно защищённой. «Он прав, все в какой-то степени склонны к насилию — физическому или моральному. И… к убийству». На доли секунды мне становится жутко от осознания, что я спокойно воспринимаю все его слова.
Теперь он молчит, его сосредоточенные глаза по-прежнему цепляются за каждую мою непроизвольную эмоцию. Он пристально смотрит на меня, будто считывая меня взглядом, и от этого становится неловко, я лишь на мгновение отвожу глаза, но нет, не от смятения, от растерянности. Мне кажется, что Эдриан пробрался мне в голову и услышал, как я принимаю саму себя — цербера.
— А проклятие? — переключаюсь на новый вопрос, чтобы отвлечь его от себя. Вижу, как на спокойном лице и мышца не дрогнула.
Вспорхнув с кровати, я делаю по комнате круг, каждое движение выдаёт нервозность, я пытаюсь её всячески скрыть, не выдавать волнение и снова присаживаюсь на самый край постели. От нервов ладони ползут по рукам, я обхватываю себя за локти, впиваясь в них ногтями, принося себе отрезвляющую боль. Воздух в лёгких закончился в ту самую секунду, как я задала вопрос о проклятье. И вместо него меня наполнило волнами беспокойства о прошлом Эдриана. «Почему он не сказал, что я должна перевести его домой, в царство мёртвых?»
— А вот оно —«проклятье», — наконец-то слышу его голос, — нависло над нами из-за того, что Аида дала слабину, однажды позволила себе жалость.
— К кому? — перебиваю его.
— К ведьме. Хотя она ощущала, что стоящая перед ней женщина несёт опасность. Чувствовала, что пожалеет об этом, — Эдриан встаёт из-за стола, я вижу, как он нервно передёргивает плечами, будто пытается сбросить с себя невидимые руки и, подойдя ко мне, садится рядом.
— Может, это была милость? — тихо спрашиваю, понимая, что миссис Ньюман с каждым новым рассказом о ней предстаёт всё в более выигрышном, благородном свете — неоднозначная женщина.
На лице Эдриана вспыхивает удивление от понимания, что я хочу оправдать и вступиться за Аиду. Лёгкий смешок слетает с его губ, и, качнув головой, он будто отмахивается от горьких воспоминаний. Я не продолжаю свои рассуждения, понимая, что могу перейти рамки сугубо личных вопросов о семье.
— Ты ведь желаешь попасть домой? Хочешь, я помогу тебе вернуться? — слова соскочили с губ быстрее мыслей. Не удивляюсь собственному искреннему желанию помочь Эдриану, ведь иначе быть не может. Пусть только ответит «да» и скажет, как это сделать.
Эдриан на секунду удивляется, и следом на его губах играет искренняя улыбка. Пододвинувшись ближе, он обхватывает моё лицо ладонями и прижимается своими губами к моим, оставляя тёплый, наполненный восторгом и благодарностью поцелуй. Я чувствую каждую его эмоцию, будто свою, и, кажется, задыхаюсь от их избытка, окружённая потоком трепетных чувств. Я кладу свои ладони поверх его, мягко поглаживаю пальцами его руки, отвечая на нежность ответной нежностью.
— Невероятно… — он улыбается, поглаживая мои скулы, прикрывает на миг глаза, наслаждаясь ощутимым только ему моментом. — Мы вернёмся, Андреа, в ближайшее время.
Трепетный момент нахлынувших на него чувств так же быстро растаял, как снежинки на солнце. Он отрывается от меня и лёгким движением пересаживает к себе на колени, прижимая так сильно, как может, будто боится меня потерять. Я ощущаю, как его горячие губы касаются моего виска, расплываясь в довольной улыбке. Как пальцы проходят по моим волосам, путаясь между прядей. Эдриан вновь отрывается от меня и, блуждая по моему лицу пронзительным взглядом, останавливается на глазах, сосредоточено вглядываясь в их глубину, отыскивая какой-то ответ на нерешённую им загадку. Вместо этого он задаёт другой вопрос:
— Что ты ещё хочешь спросить?
— Много чего, — с улыбкой отвечаю, и вопрос, который преследует меня всё время нахождения в доме Ньюманов, сам срывается с моих губ: — Ты выбрал меня потому, что нуждался в цербере?
Я вижу, как, подтверждая мои догадки, Эдриан поджимает губы в тонкую линию, лишь на миг его брови сходятся от недовольства на переносице, давая время на раздумья.
— Да, сначала да, — не отводя своего взгляда ни на секунду, он продолжает открыто смотреть мне в глаза, понимая, что я не потерплю лжи, — ты помнишь тот вечер, когда оказалась у нас? — читаю в его взгляде мимолётное колебание на обдумывание последующих слов.
«Конечно. помню, Эдриан. Меня привезла сюда Аида, а не ты. Расскажи мне всю правду. Не ври мне! Не позволяй разочаровываться в своём выборе!» — я мысленно взываю к нему, и кажется, что от ожидания ответа перестаю дышать. Он выдерживает мой взгляд, будто знает, о чём я безмолвно прошу.
— Тебя привезла сюда Аида. Специально, — на одном ровном дыхании полушёпотом произносит. В его взгляде тревожное напряжение, от ожидания моей реакции: — Она почувствовала в тебе цербера, но не знала, что ты вдобавок революционер. На эту мысль её натолкнул Пирс, когда невольно проявил себя.
Разговор постепенно переходит в серьёзное русло, я пересаживаюсь с колен Эдриана на край кровати, вопросительно заглядывая в его серые глаза. Лёгкий укол неминуемо касается моего сердца, наполняя каждую его клеточку горькой досадой и болью. Недавняя безмятежность теперь ощущается внутренней тишиной от разумного понимания, что несмотря ни на что всё это время у Ньюманов мне было комфортно. Тем более Эдриан честен со мной. Это располагает к нему ещё больше.
— Если ты захочешь уйти, я не буду удерживать тебя. Но я был бы рад, если ты осталась со мной, — признаётся он, сжимая мои пальцы в своей ладони, словно удерживая себя на месте, не позволяя лишнего движения или непроизвольного порыва.
Услышав его маленькое признание, я ощущаю, как под рёбрами учащённо забилось сердце, приятно отбивая быстрый такт. Не буду врать ни себе, ни ему, я хочу остаться рядом с Ньюманом.
— Я не хочу уходить, — мой тихий голос разрезал тишину, — пока не хочу.
Я понимаю, что Аида подарила меня, будто игрушку, любимому сыну. А я влюбилась и так быстро привязываюсь к нему.
— Я не вру тебе. Я без ума от тебя, Андреа, — от удивление округляю глаза, каждой клеточкой кожи ощущаю ласкающий меня взгляд и невольно отвожу глаза от смущения. — Если ты пугаешься, что я читаю твои мысли, то это не так, моя драгоценная Андреа, — его улыбка становится тёплой и открытой. Он внимательно, будто любуясь, смотрит на меня. — Ты не сопротивляешься мне и всё больше открываешься. От этого мы оба чувствуем, как стремительно крепнет между нами ментальная связь.
Меня бросает в одурманивающий жар, он проходит горячей волной по телу, превращая внутренние сомнения в невесомый пепел. Все мои чувства и эмоции будто обнажены перед ним. Я ощущаю, как щёки вспыхивают огненным жаром, покрывая кожу румянцем. Я доверилась ему целиком и полностью, нырнула в эти странные отношения с головой и получаю от этого волнительное удовольствие.
— Но разве ты можешь… — замолкаю, пытаюсь подобрать правильные слова, чтобы описать то, что между нами происходит, — иметь какие-то личные отношения, кроме тех, что должны быть между… — слова запнулись от волнения, но пронеслись молнией в мыслях «между богом и цербером».
— Ты мне очень нравишься. Я не буду этого скрывать. Ты и сама это знаешь и чувствуешь, — улыбается Ньюман, касаясь моего лица, — прошу, выброси глупые мифы из своей головы и ничего не выдумывай. Церберы не были животными, никогда, — убеждает меня Эдриан и, будто желая, чтобы я запомнила и поняла каждое слово, вновь усаживает к себе на колени, заставляя посмотреть в глаза. — Это всё выдумки, которые влили в уши смертных. Цербер — единственное творение Тифона и Ехидны, он же родной дед Мёрфи, был поставлен к вратам Тартара, как первое существо, присягнувшее на верность тогда ещё маленькой Аиде. Но почему-то тогда, много веков назад, он не внушал доверия двум старшим, совершеннолетним братьям Аиды — Зевсу и Посейдону. Они насмехались над Цербером, считали слабым, никчёмным и однажды решили доказать это — подговорили трёх сильных смертных пробраться в Тартар и украсть одну реликвию. Аида, будучи ещё совсем маленькой девочкой, рассказала Церберу о заговоре.