— Ай, сер, — дружное трио громогласно рыкнуло в свои микрофоны.
— Что же его сюда влечет? — спросил Клипард. Затем, вспомнив что-то, он стремглав бросился из рубки.
— Куда? — первый помощник был явно ошеломлен. Такого быть не может, чтобы в боевой обстановке капитан плевал на все инструкции.
— На камбуз, — последовал ответ.
Летчик изо всех сил бежал на кухню, размахивая расчехленным иглометом. На коротком стволе мерцала лампочка, показывая полную боевую готовность пистолета. Но Клипард не мог успеть, вскоре корабль погибнет, монах задохнется, а неведомый портал в маленький неизвестный мир так и останется закрытым.
Так он и знал.
Посреди ошметков кольраби и патиссонов, бессильно разбросав руки среди разлившихся смесей и рассыпанных специй, лежал кок. Вытаращенными от страха глазами, он беспорядочно елозил по полу, словно ища в нем спасения. Под ним увеличивалась огромная лужа остро пахнущих экскрементов.
Более полтора центнера весу, думал капитан, поднимая оружие. Гора мышц и самовлюбленности, море любви к мужчинам и ненависти к женщинам. Дуло игломета неумолимо нацеливалось на потный лоб повара.
Это не месть, думал капитан. И даже не убийство. Это необходимость — спасение целого экипажа!
— Капитан, — простонал бедный испуганный мальчик, которому не исполнилось еще и двадцати лет. — Простите, сер…
Он не виноват, что голубой. Он не виновен, что боится, ведь добрый волшебник не потрогал его за грудь. Этот ребенок не виноват. Но он должен умереть. Во имя спасения и жизни для других!
Титановый осколок почти неслышно вонзился в надбровную дугу кока. Антон знал, куда стрелять.
Так, чтобы наверняка. Без боли, без совести.
Вбежавшая в камбуз Эвелина с визгом поскользнулась в смеси соусов и крови, которой натекло не так уж и много. Подоспевший боцман поддержал доктора под локоть. Они стояли у двери, наблюдая невиданную раньше картину.
Возле тела сидел никогда не плачущий, казавшийся бесчувственной машиной, капитан. Он упирался одной рукой в грудь парня, а другой, прижимая нагретый после выстрела игломет. Антон читал молитву над безвинно погибшим. И рыдал. Так, как никогда.
Клипард не плакал никогда, даже в детдоме, сжимая двумя руками разбитый нос. Даже когда приют сожгли республиканские солдаты. Даже, когда его обидчики и немногочисленные друзья лопались под залпами плазмы и напалма. В тот час, когда безвозвратно ушла Мишель, он похоронил слезы в груди.
Но соленая жидкость сейчас рвалась из его глаз и он, не в силах сдержать ее, ревел во весь голос, отмаливая перед господом все свои прегрешения. Тяжелые кандалы сковывали грудную клетку, окровавленное сердце рвалось куда-то, и хотело убежать от содеянного.
Ведь когда погибла его единственная, несомненно, любовь, он, запасшись тройным боекомплектом, расстрелял два мирных города повстанцев. И тогда невинные обыватели горели под пламенем его пушек. Эти грехи невозможно замолить, один только бог может простить, но никто не забудет, его — покрытого заслуженными медалями майора уволили со службы, едва успев отмазать его от трибунала.
— Капитан, — осторожно потрясла Клипарда Катти, вошедшая в кубрик. — Чудовище уже обхватило наш фюзеляж. Жить нам осталось не более трех минут.
— Эх, была, не была, — крикнула доктор, срывая с себя одежду и крепко обнимая оцепеневшего от неожиданности Бибула ногами.
— Стрелять нет возможности, сер, — отрапортовал первый артиллерист. — Мы взорвемся вместе с ним.
— По моей команде дадите залп. Лучше умрем в плазменном огне, чем безмозгло будем переварены в утробе этого чудища, — нервно процедил сквозь зубы Антон, утирая слезы и бросаясь к выходу из корабля.
Уже находясь в шлюзе, он беспорядочно натянул на себя скафандр и на ходу, вылетая из лайнера, расчехлил плазменное ружье. Только бы успеть до того, как бездушный спрут закроет глаза в предвкушении обеда.
Вокруг клубились волны пыли, разноцветные радуги пробегали перед прозрачным щитком шлема. Видимо, он слишком сильно включил подачу воздуха, спеша на бой.
— Ох, — капитан ударился обо что-то твердое, но податливое.
Поздно, с ужасом увидел он, как цветное веко уже прикрыло желтый заинтересованный глаз. Неужели мы умрем?
— Да не бывать этого, пока я существую! — сквозь пластичную ткань рукавицы в ладонь Антона уперлась знакомая рукоять. — Приветствую тебя, тай-цзин!
— Кислотник, — почти выкрикнул капитан.