Старый сапожник посмотрел исподлобья на сына и сказал:
— Ты умный мальчик. Умнее своего брата… И, наверное, хочешь что-то у меня спросить.
Юноша откашлялся:
— Если ты видел их партию, ты не мог бы вспомнить, кто тогда выигрывал?
Старый гном рассмеялся:
— Я задал такой же вопрос командору Ваймсу, когда мы с ним встретились, но он ни в какую не отвечал. Мы подумали, что он, верно, сломал пару фигурок, чтобы никто не догадался, кто должен был выйти победителем, и какой-нибудь любопытный паренек вроде тебя не попытался бы развязать новую войну.
— Командор Ваймс? Дежурный по Доске?
— Он самый. Руку мне пожал. Нам обоим.
Голос мальчишки вдруг исполнился благоговением.
— Ты взаправду жал руку взаправдошнему командору Ваймсу?!
— Да, да, — отозвался его отец как ни в чем не бывало, словно встретить знаменитого Дежурного по Доске было обычным делом. — У тебя, кажется, остался еще вопрос, сынок.
Мальчик нахмурился:
— Отец, что теперь будет с моим братом?
— Извини, этого я не знаю. Я послал прошение Витинари и поручился, что Ллевелис хороший парень, который спутался с дурной компанией. И я получил ответ — его светлость сказал, что он поджег семафорные башни, когда на них работали люди, и теперь понесет то наказание, какое патриций сочтет нужным. Тогда я послал второе письмо и сказал, что сражался в Кумской долине. И получил второй ответ: его светлость написал, что, по его разумению, я не сражался в Кумской долине, потому что там никто не сражался, слава богам, но он сказал, что понимает, почему я изо всех сил стараюсь помочь старшему сыну. Его светлость сказал, что он это обдумает, — старый гном вздохнул. — И я до сих пор жду ответа, но, как твоя матушка говорит, отсутствие новостей — хорошая новость. Значит, он еще жив. И не говори мне, сынок, что граги-экстремисты на нашей стороне, потому что это не так. Они скажут тебе, что мертвых королей придумали в Анк-Морпорке, а мы дураки, что приняли их за настоящих. И, мальчик мой, глупцы им верят! Но я там был. Я знаю, что́ чувствовал, когда дотронулся до них рукой, и каждый в тот день знал, вот почему зло меня берет, когда граги начинают разглагольствовать об ужасных людях и чудовищных троллях. Они хотят, чтобы мы боялись друг друга, считали друг друга врагами, но единственный враг сейчас — это граги. А наивные бедняги вроде твоего брата, которые жгут семафорные башни и обжигаются на них же, — они жертвы крадущихся в темноте подонков.