Выбрать главу
Порой мне вслух, а чаще лишь глазами, Миряне саркастичненько суют, — «Владимира Семёныча знавали лично сами, Он не любил, коль под него поют».
Но можно «под», а можно ведь и «над» — петь! Узревши форму — не губите суть. Сошкрябайте с мозгов цинизма накипь И дайте же сарказму отдохнуть.
Не под него пою, над ним вспываю, Над чем смеялся он, кручу на ус! И пусть флажками ограждают волчью стаю, Под ритм гитары я поддерживаю пульс.
Я родился куском бревна. Всевышний резал меня не скальпелем, Топор отбросив, изрёк, — Глыбина! Ты облепись бескомпромиссным кафелем.
Шлем мужества дам я тебе в награду. Кольчугу совести от стрел соблазнов, Оружие дам! Ступай и не падай, Избавь от пороков ты люд проказный.
Я глыбина был! Вне себя от восторга, Оружие где?! — захрипел в небеса. И что же я вижу?! Ко мне из морга Гитара прёт, в ритме марша бесясь!
Я только с поминок, — она простонала, Мой муж для тепла своё сердце сорвал. Вдова меня глазом деки глотала. Догадка вдруг болью мозги мне свела.
О, Боже! Так вот какое оружие… Взмолился: Брось, Бог, я не стою его! Семь струн заскулили: кому-то, ведь, нужно, Не ты, не другой, кто же вздыбится, кто?!
Не ты, не другой, кто же вздыбится, кто?!
И я, прозревший, перебил: Буду! Буду «иуд» клыками правды вскрывать, Прости лишь гитара, что песня покуда Не может, как у него прочевать.
Но, я смогу! Я пройду по канату! Кантату сердце в жилах поёт. Чуть влево, чуть вправо — убьюсь? Да! Но свято Я помню ЕГО! Разберёмся! Вперёд!
(песня Н. Джигурды, запись 1984 г.)

Повторяю, эту песню я воспроизвёл, полагаясь лишь на свою память, поэтому заранее приношу извинение Никите Джигурде на случай, если я что-то пропустил или неверно написал некоторые слова.

(К сожалению, такое случается, невольно перевираешь слова в чужой песне. Иногда тому виной стократно перезаписанная плёнка с изначально некачественной записью, а иногда авторов-исполнителей подводит их дикция.)

А вот как Никита Джигурда появился в жизни Максима Кравчинского. Цитирую:

«Весной 1987 года ко мне зашёл мой товарищ Андрей Глебов. Нас связывала дружба и общая увлечённость «блатной музыкой». Войдя в квартиру, он почему-то странно огляделся по сторонам и тоном заговорщика спросил: «Ты один? Я такое принёс! Обалдеешь!» Заинтригованный, ожидая услышать нового Токарева или Шуфутинского, я устремился к магнитофон у.

— На, включай! Только потише сделай и окно закрой! — попросил Андрей.

— Там что, матерное что-нибудь? Беляев?

— Там ещё круче! — как-то нервно рассмеялся Андрюха и снова принялся озираться по сторонам. Даже в окно выглянул и прикрыл его тут же.

«Что за дела?» — думаю.

Беру кассету (новенькую голубую (Sony). А с кассетами, надо сказать, тогда был страшный дефицит. Андрюхин батя купил эти самые Sony, отстояв часов шесть в очереди в универмаг «Московский» почему-то с чёрного хода. В одни руки — одна коробка, и привет! Что ж там за запись сумасшедшая, если отец решил под неё новую плёнку вскрыть? Вставляю кассету, нажимаю play и через пять минут выпадаю в осадок.

Действительно, та-ко-го мне ещё услышать не доводилось. Хриплый, сильный голос под довольно солидный аккомпанемент, с надрывом, от которого бежали мурашки, пел: «Перестройка, перестройка! По России катит тройка, водка десять, мясо семь, обалдел мужик совсем…» И далее с откровенными выпадами в адрес «товарища генерального секретаря», его супруги и иже с ними. Всё, о чём думали советские граждане в тот период, боясь поделиться этими мыслями даже с родной матерью, неизвестный мне тогда певец рубанул, как говорится, с плеча.

Конечно, я был в курсе творчества Галича и Высоцкого, но там протест облекался чаще в иносказательную, аллегорическую форму. А вот чтобы так! Со всей «пролетарской» прямотой! Я остолбенел и тоже нервно закрутил юной головой, выискивая агентов Кей Джи Би, притаившихся за дверями или на карнизе. То, что исполнитель — эмигрант, сомнений не возникло абсолютно».[36]

вернуться

36

Максим Кравчинский. «Песни, запрещённые в СССР». Нижний Новгород. Издательство «ДЕКОМ». 2008 г. Стр. 230–237.