Выбрать главу

У М. Кравчинского Джигурда появляется в 1987 году. Причём появляется неожиданно, как снег на голову. Неужели мой двоюродный брат Серёга был прав, говоря летом 1984 года «этого парня даже в Москве ещё не все знают…».

Моя следующая встреча с Н. Джигурдой состоялась, как и у М. Кравчинского, в 1987 году. Я увидел его в телевизионном (!) трёх серийном (!!) художественном фильме «Раненые камни», да ещё и в главной (!!!) роли.

Но Кравчинский ни про запись Никиты Джигурды 1984 года,[37] ни про «Раненые камни» 1987 г. не говорит ни слова.

Конечно, если сказать, что Джигурда к 1987 году уже снялся в советском телевизионном фильме, да ещё и сыграл в нём главную роль, то какой же он тогда запрещённый?

* * *

В 1988 году песни Н. Джигурды звучали уже чуть ли не во всех киосках звукозаписи (во всяком случае, так было в городе Томске, где я тогда жил). Правда, большого шока и фурора по этому поводу я не припоминаю.

Никита оказался натурой работоспособной и альбомы штамповал как пирожки. К началу 1989-го года у меня было уже две больших «бобины» его песен плюс запись 1984-го. Но никакой особо смелой «антисоветчины» я в них не заметил. В те времена все ругали Брежнева, Сталина, коммунистов, ругали наш «развитой социализм» и т. д., поэтому вряд ли Джигурда смог кого-то сильно удивить своей поверхностной песенной болтовнёй. И то, что Кравчинский назвал «солидным аккомпанементом», для меня показалось примитивной, дурашливой пародией на советские маршевые мелодии (в записи 1984 года под гитару всё было гораздо интереснее…).

Джигурду вызывали в КГБ? Ну и что? Он сразу же об этом написал и спел:

«…Ну а то, что меня вызывали, Я считаю почётным, друзья!
И артист настоящий советский В этом будет согласен со мной. Вызывались Хазанов, Жванецкий, Но при этом любимы страной!
Вызывают тогда для чего же? Чтобы действия согласовать! Мы на сцене сражаемся тоже И оружие наше — слова!»
(из песни Н. Джигурды, примерно 1987–1988 гг.)

Вообще, я должен сказать, что Н. Джигурда прекрасно вписался в «перестройку» и в планы «ликвидаторов СССР», так что опасаться ему было нечего.[38]

Что такого специфического услышали Максим Кравчинский и его друг Андрей Глебов у Джигурды, что записали его в эмигранты, мне тоже понять трудно. Ничем эмигрантским там даже не пахло! Сразу было видно, что Никита — человек «наш», проживающий в СССР. Да и песня на эту тему уже была:

«Уж лучше бы меня послали матом Или по морде двинули ногой! В такси меня назвали эмигрантом, Услышав на кассете голос мой»
(из песни Н. Джигурды, примерно 1987–1988 гг.)

Весной 1989 года я, ушедший для прохождения «срочной воинской службы», находясь во Владивостоке, смотрел выступление «запрещённого» Никиты Джигурды по телевизору. Правда, запомнил только:

«Гори, гори ясно! Рябиной красной!»
(из песни Н. Джигурды, примерно лето 1989 г.)

И также по телевизору я имел радость лицезреть концерт Н. Джигурды (скорее всего, это был конец 1991 г. — начало 1992 г.), уже заканчивая «срочную службу» в городе Большой камень, где на заводе «Звезда» обрёл свой «последний приют» мой «Ракетный Подводный Крейсер Стратегического Назначения».

Из этого концерта мне особенно запомнился фрагмент из песни:

«А их самый главный Лысый и картавый Сковородку лижет!»
(из песен Н. Джигурды, примерно конец 1991 г. — начало 1992 г.)

Сейчас я, делясь с Вами этими воспоминаниями, и сам задаюсь вопросом: Кто и когда его запрещал? И сразу же появляется вторая мысль — очень уж многообещающе Джигурда начал, да как-то примитивненько заканчивает. Сегодня ему если где-то и удаётся «засветиться», то не в творчестве, а в каком-нибудь скандале.

вернуться

37

Запись Н. Джигурды 1984 года, скорее всего, была сделана в домашних условиях кем-нибудь из любителей авторской песни.

вернуться

38

«Ликвидация СССР» — это отдельная большая тема, но мне в настоящей работе придётся коснуться и её (см.: Приложения).