- Да, я обманул Геринга и его экспертов. Картину, которую все признавали за произведение Вермеера Дельфтского, написал я, я, я…
Упорно, с отчаянием, ван Меегерен твердил одно и то же на всех допросах.
- И не только «Христа и грешницу». Я написал еще пять «Вер-мееров» - «Омовение ног» в амстердамском Рейксмузеуме, «Голову Христа» и «Тайную вечерю» в собрании ван Бойнингена, «Благословение Иакова» в коллекции ван дер Ворма. И даже знаменитого «Христа в Эммаусе», что в роттердамском музее Бойманса. Тем же Бойнингену и Ворму я продал две картины Питера де Хооха, и их тоже сделал я.
Голос арестованного прервался, словно захлебнувшись столь необычным признанием. Глаза бегали из стороны в сторону, со лба катился холодный пот. Ван Меегерен знал, что решается вопрос о его судьбе. Терять было нечего.
- Бросьте запираться. Это мы уже не раз слышали, - Воонинг достал из папки какие-то бумаги. - Вот последнее заключение реставраторов Лейтвнлера и ван Бахемена. Они заверяют, что «Христос в Эммаусе» - произведение художника XVII, а не XX века.
- Нет, картину написал я. В Рокбрюне около Ниццы, где я жил до войны, в подвале моей виллы еще должны сохраниться этюды, наброски и та самая посуда, которую я изобразил на столе в картине.
- Хорошо. Проверим.
- Я докажу, что этих «Вермееров» и «де Хоохов» писал я. Дайте мне старый холст, кисти из барсучьего волоса, те краски, которые я укажу, дайте мне возможность работать, и я на ваших глазах напишу «Вермеера», и ни один эксперт не отличит его от подлинных.
Ван Меегерен понимал, что грозит ему в случае неудачи. И все же не боялся столь рискованного эксперимента. Сейчас, в кабинете следователя вся прошлая жизнь представлялась ему как тщательная подготовка к этому последнему, решающему экзамену.
И действительно, готовился он долго, основательно, не торопясь. Еще в 20-х годах у него созрел план действия, и осуществлял он его с редкостной целеустремленностью. Не один месяц внимательно, углубленно изучал биографии и творчество великих голландских художников XVII века, их манеру письма, особенности техники. В тиши библиотечных залов неутомимо листал старинные, пожелтевшие от времени манускрипты, переписывал замысловатые рецепты грунтов, красок, лаков. В дружеских, вроде бы непринужденных беседах со своим приятелем реставратором Тео ван Вейнгарденом выведывал секреты живописной техники XVII века. Настойчиво искал таких же кистей из настоящего барсучьего волоса, которыми писали старые мастера, целыми днями, - словно усердный подмастерье, - тер в фаянсовой ступе краски. За громадные деньги - 12 тысяч гульденов! - купил маленький кулек драгоценной лазури, этой удивительно чистой краски, до сих пор сверкающей на картинах художников прошлого. А в антиквариате приобрел большую картину неизвестного художника XVII века «Воскрешение Лазаря»: живопись можно было смыть, а старый холст и раму использовать.
Это была вторая, скрытая от всех, жизнь художника. А «в миру» Хана ван Меегерена знали веселым, преуспевающим портретистом, хорошо зарабатывающим и отнюдь не чуждающимся радостей. В 1932 году он переезжает из Голландии на французскую Ривьеру и поселяется в Рокбрюне на уединенной вилле, окруженной тенистым садом. Прежние гонорары обеспечили несколько лет сравнительно скромного, но безбедного существования.
Вход в мастерскую был воспрещен всем, не исключая даже жены художника. Здесь, в четырех стенах и при закрытых дверях ван Меегерен священнодействовал.
Первые опыты не принесли желанного успеха. Сначала художник написал небольшой «Мужской портрет» в духе голландского художника XVII века Герарда Терборха. Потом «Пьющую женщину» в стиле Франса Хальса - и снова неудача. Слишком подражательны и несамостоятельны были эти работы, и близость их к образцам бросалась в глаза. Но ван Меегерен не отступал.
Особенно привлекали его картины замечательного живописца Яна ван дер Меера из Дельфта, или, как его называют обычно, Вермеера Дельфтского. Наряду с Рембрандтом и Хальсом он принадлежит к величайшим художникам Голландии.
Как и большинство его современников, Вермеер в основном был бытописцем - изображал жанровые сцены или аллегории в жанровом обличий. Сохранились также изумительные пейзажи его кисти. Но во многом Ян ван дер Меер стоял особняком среди собратьев по искусству и как человек, и как художник. Он отличался от большинства голландских мастеров кругом интересовавших его проблем. Вермеера занимала передача атмосферы, природного света, чистых цветовых отношений. Он избегал тональной (подчиненной определенному тону) гаммы, так же как и локальной, (когда каждый предмет окрашен в определенный цвет, независимо от воздействия свето-воздушной среды). Предвосхищая живописцев последующих веков, он стремился к передаче тончайших цветовых нюансов, вызванных преломлением цвета в световоздушной среде. В поисках такого рода эффектов Вермеер пришел к своеобразной технике живописи, тонкой и скрупулезной. Его картины овеяны особой поэтичностью и одухотворенностью; они насыщены изумительными переливами ясного дневного света и прозрачных теней, чистых, звонких красок и музыкальной гармонии серебристых полутонов. Что удивительного, если этот художник за свою жизнь создал всего несколько десятков картин? До нас их дошло около сорока. Разве это сравнимо с сотнями, написанными любым другим голландским мастером, вынужденным работать на рынок?