Алану явно понравилось, что его изящный костюм так хорошо запомнили и описали. Только когда дело дошло до слова "потускневшими", он взглянул на свой галун с огорченным видом.
Я же подумал про себя, что ранее имел, судя по объявлению, очень жалкий вид, но вместе с тем был этому рад, потому что, с тех пор как я снял свои лохмотья, описание их перестало быть опасным, а сделалось, выгодным. Вот только остальные перечисленные приметы по-прежнему оставались при мне.
-- Алан, -- сказал я, -- тебе тоже бы не помешало переменить одежду на что-то менее заметное.
-- Это да, -- ответил он, -- но у меня нет при себе другой одежды. А купить здесь что-то подходящее сложно. Да и хорош бы я был, вернувшись во Францию в пастушьем колпаке!
Это навело меня на размышление: покинув Алана с его приметной одеждой, я мог не особо опасаться ареста и свободно идти по своему делу. Но это ещё не все: предположим, что я буду арестован один, -- против меня найдется мало улик; если же меня захватят в обществе человека, принимаемого за убийцу, мое положение сразу станет очень серьезным. Но своих дел у меня в этом мире как раз таки и не было. Приключения же и канон настоятельно рекомендовали мне держаться компании Брэка. Не имея никакого желания поскорее возвращаться в Шос, я собирался вместе с попутчиком пробираться во Францию. А уж что там буду делать -- решу на месте. Но уж точно не пойду на службу никому из королей. Может мистиком каким-нибудь заделаюсь, предшественником графа Калиостро? Ему же сейчас вроде как и десяти лет не исполнилось. Мелькала несколько раз у меня такая мыслишка. Или поеду всё-таки в Америку. Выкурю трубку мира, или откопаю топор войны с индейцами, а может найду золото на Аляске или Калифорнии, не дожидаясь полутора веков, пока там его без меня отыщут. Благо, совсем недавно перечитал собрание сочинений Джека Лондона, и запомнил много описаний тамошних мест и их названия. А ещё можно на самом деле отправиться в южные моря. Добыть денег, купить бриг или шхуну, вооружить её так, как здесь никому и не снилось, благо мои навыки бывшего командира диверсионно-разведывательной группы из конца ХХ века и общая эрудиция позволяют мне даже на коленке смастерить много чего революционного для этого мира, по крайней мере -- штучно или мелкой серией. Нет, пиратствовать у меня душа точно не лежит, но ведь никто не мешает грабить тех самых пиратов? Кроме того, я ненавижу работорговцев и к мусульманам, благодаря прежней биографии, тёплых чувств не питаю. Да что там, наслаждаться жизнью можно где угодно. Но надо стараться делать это здесь и сейчас. Поэтому пора вернуться от бесплодных мечтаний к грешной земле, в шотландские горы, а там уж куда кривая вывезет...
Между тем Алан перебрал запас продуктов, который нам передали. Особенно его удовлетворил большой кисет соли и очередная литровая бутылка виски. Затем он тепло попрощался с арендатором.
-- Ты мне очень удружил, -- сказал он, -- ты подвергал свою жизнь опасности, и я всегда буду считать тебя хорошим человеком.
Такие тёплые слова арендатора конечно порадовали, но несравненно больше обрадовался он подаренной ему мною золотой гинее.
Наконец арендатор ушел, а мы с Аланом, распределив поровну свои увеличившиеся пожитки, отправились в другую сторону.
XXII.
После более чем одиннадцатичасового непрерывного тяжелого перехода мы достигли рано утром восточного края горного кряжа. Перед нами теперь лежала низменная, неровная, пустынная земля, которую нам предстояло пересечь. Солнце появилось недавно и светило нам прямо в глаза; легкий, прозрачный туман, точно дымок, поднимался с поверхности болота, так что, как говорил Алан, тут могло бы расположиться хоть двадцать эскадронов драгун и мы не узнали бы об этом пока бы не наткнулись на них в упор.
В ожидании, когда рассеется туман, мы уселись во впадине на склоне холма, приготовили себе еды и стали держать военный совет.
-- Дэвид, -- сказал Алан, -- это место коварное. Переждём до ночи или всё-же отважимся и махнём наудачу?
-- Ну, -- ответил я, -- положим, я слегка устал, но если нужно, то легко смогу пройти ещё столько же.
-- Да, но это тоже ещё не всё, -- сказал Алан, -- и даже не половина всего дела. Вопрос вот в чем: Эпин теперь для нас верная смерть. К югу все принадлежит Кемпбеллам. К северу... Но мы ничего не выиграем, идя к северу: нам ведь нужно попасть во Францию. Итак, нам остается только отправиться на восток.
-- Отлично! На восток так на восток, -- сказал я весело, -- какая разница, где нам искать приключения?
-- Разница есть, видишь ли, Дэвид, -- продолжал Алан, -- если мы пойдем на восток, углубимся в эту степь, то попадем в настоящую ловушку. Ну как повернуться на этом обнажённом, плоском месте? Если солдаты взойдут на холм, то увидят нас за несколько миль. И, главное, беда в том, что они на лошадях и быстро догонят нас. Это скверное место, Дэвид, и, говорю откровенно, днем оно ещё хуже, чем ночью.
-- Алан, -- сказал я, -- выслушай мое личное мнение. Без разницы куда идти, нас везде караулит смерть. Поэтому правильнее держать порох в пистолетах сухим и идти во Францию кратчайшим путём. Удача улыбается смелым.
Алан пришел в восторг от моих слов.
-- Бывает иногда, -- сказал он, -- что ты слишком педантичен и рассуждаешь слишком похоже на вига для джентльмена, подобного мне, но чаще в тебе искрится энергия, и тогда, Дэвид, я люблю тебя, как родного брата.
Туман поднялся и рассеялся, и мы увидели перед собою равнину, обширную, как море. Слышен был только крик болотной выпи, а на востоке двигалось стадо оленей, казавшихся издалека точками. Большая часть равнины краснела вереском, остальная была перерезана болотами и торфяными ямами; кое-где она чернела после степного пожара, а местами виднелись целые леса сухих деревьев, стоявших точно восставшие из могил скелеты. Едва ли кто-нибудь видел более унылую пустыню, но, по крайней мере, там сейчас не было солдат, а именно это для нас было самым важным.
Мы спустились вниз и продолжали свой трудный, извилистый путь по направлению к востоку. Кругом поднимались холмы, откуда нас каждую минуту могли увидеть. Поэтому нам следовало держаться углубленных мест на пустоши, а когда наш путь отклонялся в сторону от них, то с бесконечными предосторожностями пересекать открытое место. Иногда мы целых полчаса должны были ползти от одного куста вереска к другому, как охотники, преследующие красного зверя. День снова был ясный, солнце опять палило; вода в бутылках и фляге скоро закончилась, а пополнить её запас пока было негде.
Выбиваясь из сил, отдыхая и снова выбиваясь из сил, мы прошли все утро и только около полудня легли спать в густых кустах вереска. Алан первый стал на дежурство, и мне показалось, что едва я успел закрыть глаза, как он уже разбудил меня, чтобы смениться. У нас не было часов, и Алан воткнул в землю сучок вереска с тем, чтобы, когда тень от куста, склоняясь к востоку, дойдет до этого места, я бы разбудил его. Но я чувствовал себя настолько утомленным, что мог бы проспать ещё двенадцать часов подряд; все мои суставы спали, даже когда ум бодрствовал. Горячий запах вереска, жужжание диких пчел совершенно усыпляли меня. Пришлось тихонько отжиматься, чтобы не заснуть, хотя сил и так никаких не было.