Не успело это видение исчезнуть, как я побежал к выходу, но наружная дверь дома оказалась запертой на замок; потом я вернулся к мисс Рамсэй и потребовал у нее ключ, но с таким же успехом мог бы требовать его от скалы. Она дала слово, говорила она, и я должен быть умным мальчиком. Выломать дверь без топора было невозможно, не говоря уже о неприличии такого радикального поступка. Так же невозможно было выпрыгнуть из окна седьмого этажа. Мне оставалось только наблюдать в окно за переулком и караулить, когда появится Катриона, спускаясь с лестницы. Увидеть мне пришлось немногое: только две шляпки на смешной пачке юбок, выглядевшей сверху точно две подушки для булавок. Катриона даже не взглянула вверх на прощание, потому что мисс Грант, как я узнал позже, внушила ей, что люди выглядят не очень привлекательно, когда на них смотрят сверху вниз.
Вырвавшись от мисс Рамсэй, я по дороге домой укорял мисс Грант за её жестокость.
— Мне жаль, что вам не понравилось моё представление, — кротко заметила она, опустив в пол шалые глазки. — Мне же это доставило большое удовольствие. Вы выглядели лучше, чем я того опасалась. Когда вы появились в окне, вы выглядели — если это только не сделает вас излишне тщеславным — очень красивым молодым человеком.
— О, — воскликнул я, — это вовсе не имеет решающего значения в отношениях. Иначе все красавицы выходили бы замуж только за красавцев. На деле же они обычно предпочитают павианов со связями или толстым кошельком.
— А вот это сейчас было обидно, честно, — сказала она веселясь, — но я тоже иногда говорю притчами, как пророки.
— Я поэтому и не удивляюсь, что их время от времени побивали камнями! — воскликнул я патетически. — Но, несчастная, как вы могли сделать подобное? Зачем вам нужно было дразнить меня одной минутой?
— Любовь — всё равно что человек, — вздохнув, сказала эта не по возрасту мудрая девушка. — Она тоже нуждается в пище.
— Хорошо, но дайте мне хотя бы намёк, где её можно найти, — попросил я. — Вы можете видеть её, когда хотите. Дайте мне тоже возможность нормально поговорить с ней!
— Кто из нас устраивает это любовное дело, вы или я? — спросила она.
И отказалась продолжать далее говорить на эту тему.
О той докладной записке так никто ничего и не слышал — я, по крайней мере точно. Престонгрэндж и его светлость лорд-президент, насколько я знаю, постарались замять это дело; во всяком случае, они сохранили докладную записку у себя, и публика ничего о ней не узнала. Шум по поводу бегства Джеймса Глэнского постепенно затих, не вызвав опасных последствий в обществе. Как затихли и заокеанские якобиты, видимо пристраивая свалившееся им внезапно на головы золото. Претендент на престол от Стюартов по слухам опять запил, а Алан, судя по переданному им с оказией письму, вовсю делал служебную карьеру в полку. В общем, якобитское движение ещё в прошлый раз лишилось зубов и его видные деятели сейчас пытались устроится в этом мире уже без всякой надежды на возможную смену королевской династии. «Мировой пожар» не смогли раздуть даже вывезенные Брэком во Францию деньги. Наоборот, казалось они его только притушили.
Таков был финал всей моей политики! История оказалась неожиданно инертной, даже при попытке изменить её старалась вернуться в прежнее русло. Пусть в этом мире Джеймса спасли, но я по-прежнему жил в доме Престонгрэнджа и был преисполнен благодарности за его опеку. Якобитское восстание не началось, чему я был только рад. Ещё бы семилетнюю войну предотвратить, но я и понятия не имел, как это можно сделать, так как не помнил никаких ключевых подробностей по тому периоду. Помнил, что война началась из-за какой то заварушки в колониях, из-за чего её ещё называли «Индейской». Помнил, что были разрушены прежние союзы великих держав и созданы новые, но уже кто и с кем воевал сейчас точно затрудняюсь ответить. Что-то там вертелось вокруг германских княжеств кажется… Впрочем, это больше не важно. Сейчас я собирался посетить Европу, пока всё ещё спокойно. Надо так пристроить свой капитал, чтобы деньги были доступны в любой точке здешнего цивилизованного мира. Ведь учёба в лучших университетах этого времен на самом деле была только прелогом.
Двадцать пятого ноября из Лейта отправлялся корабль, и мне внезапно предложили собираться с оказией в Лейден, заодно передать несколько конфиденциальных бумаг разным людям. Престонгрэнджу я, разумеется, ничего не мог возразить: я и без того слишком долго злоупотреблял его гостеприимством. Но с дочерью его я был откровеннее: пообещал, что если она до отъезда не устроит мне встречу с Катрионой, то я в последнюю минуту откажусь ехать.