Западом с тех пор называют не столько регион, сколько тип культуры и строй мысли, парадигму сознания, стереотип жизненного пути. Западом невозможно назвать ни одну конкретную страну. Географически — это совокупность стран Западной, Центральной Европы и Северной Америки. Говоря о географических пределах западной цивилизации, английский историк А. Тойнби предлагает определить центральную точку «неподалеку от Меца в Лотарингии, в которой когда–то была столица австразийского государства — оплота империи Карла Великого, а в настоящее время находится главный форпост на границе между Францией и Германией. В направлении юго–запада, через Пиренеи, эта ось была продлена в 778 г. самим Карлом Великим; до устья Гвадалквивира она была проложена в XIII в. кастильскими завоеваниями»[31]. Лотарь, старший сын Карла Великого, выступил с претензией на владение Аахеном и Римом, двумя столицами, принадлежавшими деду. Так была обозначена «ось Запада».
Запад исторически менял своих лидеров: маленькая Португалия с неустрашимыми моряками и поэтами; Испания, поделившая с Португалией земли, которые позже назовут Латинской Америкой. На смену лидировавшим в XVI в. испанцам и итальянцам пришли Нидерланды, победившие испанцев. За голландской революцией следует блестящий век Франции, перехватившей инициативу становления западного духа у иберийских соседей. Зона преобладания прометеевской культуры со временем смещалась от Средиземноморья — Италии и Испании — на север — к Франции, Нидерландам, Англии, Северной Германии, Скандинавии. Выделению европейского севера способствовал протестантизм. Прометеевская культура все больше вступала в конфликт с культурой Средиземноморья. Процесс шел хотя и медленно, но постоянно. Главное — наличие духа индивидуализма, духа преодоления и покорения природы, освоения неосвоенного мира. Это — суть Запада, который в течение последующих пяти веков был лидером мировой истории.
Многие черты западной парадигмы никогда не существовали комплексно, совместно в отдельно взятой западной стране. В Португалии Магеллана и Камоэнса не было капитализма, но она была первым носителем западного духа, новой психологической ментальной ориентации. Испания Веласкеса и Сервантеса не создала присущей Западу развитой политической системы, но дух Испании, бросивший миллионы людей на покорение пространств, на самоутверждение индивида, на реализацию его энергии, — сугубо западный. Несколько веков невиданный вулкан человеческой активности бился прежде всего в двух странах — Франции и Британии; их колоссальное соревнование породило эпицентр науки, культуры, внутренней дисциплины и творческого самоутверждения. Франция, страна Монтеня, Рабле и Декарта, становится сильнейшим королевством Европы. Она посылает корабли и поселенцев в Индию и Квебек, в Карибское море и Левант. Французские офицеры командуют в турецкой армии. Французское влияние доминирует от Португалии до Польши. Французский язык становится языком дипломатии, французский двор — законодателем нравов и моды, французские философы — Бейль, Вольтер, Монтескье, Руссо, д’Аламбер — лидируют в европейской мысли. Но история переменчива. Несмотря на потерю североамериканских колоний, Лондон между Семилетней войной и Седаном, где французы были разбиты во франко–прусской войне, т. е. между 1761‑м и 1870 гг., становится столицей Запада (с кратким наполеоновским взлетом Франции в начале XIX в). В 1800 г. территория Британской империи составила 1,5 млн кв. миль, а население — 20 млн человек. Столетие спустя Британская империя владеет 11 млн кв. миль, населенных около 400 млн человек. Творцами европейской цивилизации здесь стали Гоббс, Локк, Шефтсбери, Юм, Смит, а позднее Бентам. Итак, Франция дала Западу и миру модель эффективного централизованного государства, веру в науку — энциклопедизм, само понятие цивилизации, основы политической теории и практики с кульминацией в Великой Французской революции 1789 г. Англия открыла практику парламентаризма и распространила его повсюду на Западе, рационализировала бурю индустриальной революции; она быстрее других обратила материальное могущество во внешнюю сферу, колонизировав четверть Земли. Обе культуры никогда не испытывали агонии подчинения другой культуре — факт, не всегда принимаемый во внимание исследователями. Именно это гордое самоутверждение породило великий национальный пафос, силу сплоченной элиты, мощь планомерного воздействия на мир.
31
Macfarlane A. Ernst Gellner and the escape to modernity. — In: Transition to modernity. Essays on power, wealth and belief (Ed. by J. Hall). Toronto, 1992, p. 121.