Видимо, по моему лицу можно отчетливо прочитать злость и разочарование, потому что Сережа вдруг близко-близко наклоняется ко мне, целует в лоб и тихо говорит:
– Малыш, ты должна мне помочь. На кого еще я могу положиться?
У меня хватает сил только кивнуть.
Он отпускает мои плечи, поворачивается к рыжей, которая уже пару минут притоптывала в нетерпении ботинком, и они скрываются в подъезде, дверь хлопает глухо.
Я в изнеможении сажусь на заметенную скамейку, прямо в снег. Нет сил очищать. И внезапно вспоминаю, что телефон забыла дома. Это конец. Внутри все покрывается изморозью от стыда и отвращения к себе. Опоздала. Пыталась закатить скандал, крутила козью морду. Обижала хорошего человека. Теперь это.
Алимад тихо стоит, понурив голову, словно бы решил игнорировать наши разборки и перешел в режим ожидания.
– Послушайте. – я пытаюсь хоть отчасти побыть профессиональной и расспросить дворника. Пусть только для очищения совести.
– Даа? – улыбается он и хлопает черными короткими, словно подрезанными ресницами.
– Вы ведь знали эту покойную, мать Луткова. А его самого знали, получается, тоже?
– Знал, как не знать, он сюда часто ходил, с сумкой очень большой. Водка часто приносил, они пили водка.
Почему он все время смотрит так в упор? Что это - вежливость - не отводить взгляда от собеседника? Он очень серьезен, но я не могу отделаться от ощущения, что за внешней покорностью и откровенностью сквозит равнодушное любопытство. Как будто вся эта история с убийствами кажется ему отличной шуткой.
– Ругались? - я пытаюсь не дать себя сбить.
– Ругались. На улице ругались весь двор слышал, дома тоже ругались, наверное.
– А что она говорила ему?
– Не говорила, кричала – посадят тебя, ой посадят! – громко кричала.
– Так она получается знала, что это он…убийца. – я не спрашиваю, я просто размышляю вслух. - Она покрывала его, прятала у себя эти вещи…
- Конечно знала…Все, кто тут живет, знали. – Алимад нежно рассматривает мое лицо. Продолжая улыбаться, он вдруг отворачивается и начинает что-то напевать на своем языке. Что-то веселое.
Где-то на уровне третьего или четвертого этажа из окон раздается грохот, как будто кто-то залез на стол и со стола кидает в стену стул.
Что это у них там – говорю я вслух машинально. А сама думаю – пойди разбери, может они и не вдвоем пили, этот Упырь с мамашей…может и еще кто там был…В гости заходил. С ключом.
Я сглатываю слюну. Во рту отдает железом.
– Я пойду поднимусь… Надо Сергея Викторовича поторопить… - мямлю, поднимаюсь и начинаю медленно пятиться к подъезду.
– Не надо туда ходить. – он вдруг подходит совсем близко и смотрит в упор, как ребенок, который собирается сказать секрет. - Не ходи туда, они уже там все умерли.
Я резко разворачиваюсь на каблуках и тремя прыжками добегаю до подъездной двери, распахиваю ее, и перепрыгивая через две ступени бегу вверх по леснице. Какой этаж? Какая квартира? Хлопнула железная дверь внизу или послышалось?! Снизу шаги!..
…
Открываю глаза. Больно, в затылке больно, крестец ноет. Вот навернулась так навернулась. Чертовы сапоги…нет, подождите, это уже было.
Холодный пот по спине промочил кофту насквозь, меня тошнит, руки трясутся. Я только что была там, в темноте, где на меня напало этот…Это…
Я лежу на дне оврага, сумка в стороне. Как так?! Это все мне привиделось, пока я валялась тут на грязном льду?
Сажусь и подтягиваю колени к подбородку. Вроде ничего не сломано. Ох. Вот что называется как следует долбануться головой. Сотрясение, не иначе. Сейчас вставать осторожненько и приставными шажочками в чебуречную. Пусть Сережа вызовет мне скорую. Доктор, у меня тошнота и перед глазами пятна. Пусть они с Ириной идут куда хотят и делают что хотят…Хотя там еще и ЭТОТ!
Спокойно, это была галлюцинация. Ничего не было. Никакой Ирины там нет, никакого этого. Сережа ждет меня, он поможет.
А вот часы действительно разбиты. Как в тот - первый - раз... Стоп, не было никакого того раза, просто ты в полусознании приоткрыла глаза, увидела часы и это запомнилось! Так точно, слушаюсь. Но смотри, как темно, уже сумерки, и времени непонятно сколько. Сережа ушел, наверное. Ничего, дойду до чебуречной, куплю чаю и попрошу продавщицу вызвать скорую. Уже недолго. Уже там.
Открываю дверь. Какая холодная ручка! В зале никого. Тетка в углу меланхолично протирает стол тряпкой, грязной даже на вид. Она должна меня знать, мы часто тут бываем, но хоть убей не помню, как ее зовут.