Выдался обычный рядовой рейс. Идя ходом в девять узлов, судно через трое суток прошло пролив Босфор, легко преодолело Мраморное море и пролив Дарданеллы. Умело маневрируя среди небольших островов, оставили за кормой Эгейское море. На этом везение кончилось. Средиземное море встретило судно шальным восьми бальным штормом, что для этих широт, в такое время года, вовсе не в диковинку. Чтобы уйти от неприятной бортовой качки, не рискуя грузом и людьми, капитан решил укрыться от шторма за греческим островом Родос, где пришлось дрейфовать несколько дней подряд. Когда ветер поменялся с западного на северо-западный, а потом и вовсе на северный, а шторм стих до пяти баллов, судно снова взяло курс на Хайфу. Идя в грузу и подгоняемое в корму резкими порывами нордического ветра, «Венедикт Андреев», легко преодолевал морские мили, зарываясь носовой частью в штормовую волну и выныривая из неё, словно, подводная лодка. Пока шли, ветер стих до трёх баллов, и Хайфа приняла судно с неподкупным еврейским радушием. Груз был важным, и на рейде стоять не было необходимости, порт сразу принял судно под выгрузку металла. Во время разгрузки, в порт беспрепятственно приезжали таксисты, из бывших соотечественников по СССР и предлагали свои услуги по организации экскурсий в Иерусалим. Такая услуга стоила от 20 до 25$, но желающих среди экипажа в количестве четырёх человек не набиралось, а платить больше, никто не хотел, и таксисты уезжали ни с чем. Всё-таки для украинца, в те времена, 25$ были приличными деньгами, когда бюджетники получали за свой труд, каких-то 400 гривен в месяц при курсе четыре гривны с копейками за доллар. Поэтому, может быть, люди жалели выбрасывать на ветер такую сумму или боялись участившихся перестрелок и террористических актов арабского населения против израильтян. Времени на такие экскурсии тоже не всегда хватало. Члены экипажа, даже в город не выходили, а решали все свои проблемы с покупками подарков для родных, прямо в припортовом магазине «фри шоп», где фирменный товар продавался беспошлинно. Выгрузка металла заняла два дня. На третьи сутки матросы убрали сепарацию, подмели трюма, после чего началась погрузка цитрусовых и разных овощей на украинский порт Николаев и русский порт Ейск.
В самый разгар погрузки, когда умеренный «норд-вест», уже, успел развеять плотные серые тучи, и сине-голубое небо предвещало хорошее начало дня, а принятая накануне карта погоды не давала никаких оснований на резкие её колебания, в Нептуновом царстве, на спокойной и гладкой поверхности моря, стала появляться незначительная рябь. Шторм ожидался только через сутки и весь экипаж надеялся, что к этому времени погрузка будет завершена. Но так думал экипаж, а не сам морской владыка, который наплевал на прогноз синоптиков, понимая, что синоптики те же люди, а людям иногда свойственно делать ошибки. Вот и на этот раз они крупно ошиблись. К обеду ветер усилился, не меняя направления, и море заволновалось всерьёз. Порт Хайфа был слабо защищён от шторма и, находящиеся в порту суда, всегда имели, какие-нибудь неприятности, ибо, швартовные концы работали с большой перегрузкой и иногда, приходилось ожидать неприятных сюрпризов. К обеду волна поднялась несколько выше, достигнув по своей шкале показателя в восемь баллов. Ударяясь о правый борт, волна легко достигала бортов трюма, разбрасывая свои солёные брызги на погруженные, с ценным грузом, полеты. В срочном порядке остановились портальные краны, и боцман с матросами стали закрывать крышки трюмов. Свободно перемахивая фальшборт, волны оглушительным водопадом расплывались вдоль трюма, легко достигая монорельсов, по которым скользили трюмные крышки, то и дело, пытаясь проникнуть в самое чрево трюма. Во избежание подмачивания груза, пришлось остановить грузовые операции и закрыть трюма. Внезапно наплывшие тучи принесли с собой мелкий дождь, который перемешивался с солёной морской волной, образуя плотный водяной вал. Сизая мгла застлала небо, несколько ухудшая круговой обзор и видимость в целом. Судно, словно, кукла «неваляшка» покачивалось с борта на борт, то поднимаясь над срезом бетонного причала, то опускаясь снова, словно, желая уйти в открытое море вместе с отливной волной. Правильно заведённые швартовной командой полипропиленовые швартовные концы, надёжно удерживали стальную посудину у причала и не давали грозной волне осуществить задуманный Нептуном коварный замысел. Охваченные стихией, концы скрипели и потрескивали, то, набиваясь, словно, струна, ощетинившись лохмотьями мелких задиров, то снова ослаблялись, вяло провисая над уходящей волной. Технология швартовки заранее предусматривала различное направление внезапно возникающих ветров, посему швартовы были заведены так, чтобы часть их была рабочей при прижимной волне, а часть при её отливе, надёжно прижимая судно к резиновым причальным кранцам. Хотя, при сильном шторме, иногда и самые прочные концы, лопались, словно, старый пеньковый фалинь. Во время набивки, концы тёрлись о кромку бетонного причала и металлические клюзы, постепенно протирая составные волокна, после чего, конец, не выдерживая нагрузки, просто, лопался в слабом уязвимом месте, издавая громкий хлопок, похожий на удар пастушьего кнута, усиленный в несколько раз. В таких случаях объявлялся «аврал» и швартовная команда, состоящая из боцмана и подвахтенного матроса, во главе с вахтенным помощником капитана, выходила к месту происшествия и устраняла нанесённый стихией вред. Порванные концы изымались и вместо них заводились новые, а если новые заканчивались, бывает и так, тогда из старых приспосабливали всевозможные варианты, с помощью «дуплиня» и прочих флотских премудростей. В очередной такой «аврал», когда боцман Залесский, работая турачкой, набивал с помощью кормового шпиля, новый заведённый швартовный конец, на его глазах, в мгновение ока, произошёл обрыв соседнего прижимного конца. От дальнего кормового пала донёсся резкий оглушительный хлопок. Боцман Залесский имел отличную сноровку и боевую выучку, полученную, в своё время, на воинской службе. Скользящим боковым взглядом он успел заметить, как оторванная гаша осталась вяло свисать с пала, а натянутый до предела конец, как-то, враз, ослаб и, извиваясь, со свистом, словно, змея в предсмертном боевом прыжке, молнией подобным зигзагом направился к нему. Натренированным движением тела, он перенёс нагрузку корпуса, увлекая тело назад и, сию секунду услышал свист, проносящегося над его головой смертоносного конца, удар, которого, пришёлся на леерное ограждение трапа, ведущего на вторую палубу жилой кормовой надстройки. Николай ещё успел увидеть быстро лопнувшие леера и моментальную деформацию поддерживающей их стойки, но немного не рассчитал своей внезапной реакции и, теряя равновесие, упал спиной на главную палубу, сильно ударившись затылком. Увильнув от верной гибели, он попал в другую беду. Находясь в шоковой эйфории от пронзительной боли и ничего не понимая, он вдруг ощутил нарастающую лёгкость, словно, какая-то неведомая им сила, вознесла его над всей кормовой площадкой. Он, как бы, видел своё ослабшее физическое тело, оставшееся неподвижно лежать на палубе. Как беспомощно распластались его руки и ноги. Он, вроде бы, хотел помочь своему телу подняться, но тело не слушало его. Движения оставались вялыми и тяжёлыми, словно, эта неведомая сила цепко держала его в своих неведомых объятиях. Тело оставалось неподвижным, пока матросы, руководимые вторым помощником, не переместили его в каюту. Боцмана несли и, хотя, он ничего не ощущал, мозг его продолжал работать и мыслить. « Что же это, я хотел жить так же, как и все они, – мыслило живое сознание, находясь в энергетическом поле над больным телом. – Хотелось есть, пить, имея всё, что надо человеку для полноценной жизни». Тело было серьёзно травмировано, а сознание продолжало мыслить о жизни, о той жизни, где всё определяло не бытие, как сказал философ, а наличие денежной массы. От тех злобных бумажек, которые каждый получал адекватно затраченному труду или своему умению добывать это зло, каким-либо, другим способом, даже не гнушаясь и самого криминала – у каждого своя стезя. Можно выучиться и стать опытным руководителем. Можно не учиться и зарабатывать на жизнь физически, чувствуя радость и наслаждение от проделанной работы или горькую боль и нахлынувшую усталость. Можно по-другому, играя в прятки с законом. Но при любом способе зарабатывания этих хрустящих разноцветных или зелёных бумажек, человек отдаёт частичку своей бесценной жизни, желая получать ещё больше благ за свой тяжкий изнурительный труд. «Неужели в этом вся истина человеческого существования? – продолжало анализировать ситуацию сознание. – А, ведь, каждый человек – это отдельный индивидуум и для чего-то родился? Для чего-то жил? Он долж