Потолок и пол - тоже добротные, из дубовых досок, но даже купец средней руки первым же делом повелел бы укрыть шлифованную доску ламинатом, али паркетом тверских мастеров. А тут, вроде как - не нужно это хозяину, вот и не делает. Не хочет сам, и уж тем более не хочет - ради чужих. Колдуна и без показной роскоши боятся и уважают. Кстати говоря, ни одного символа или приметы о ремесле того, кто тут обитает, Вадим так и не отыскал, хоть и крутил головой, пока шел по крыльцу, а затем в сени, да по коридору, а потом и в горнице - ни тебе черепов, ни сушеных лапок, да чучел жутких. С другой стороны, о нем, Вадиме, да дядьке, тоже много нелепицы говорят. Но то - они, мастеровые, а это - самый настоящий колдун...
-Так, говоришь, с собой зовут? - неслышно подкрался сзади колдун, заставив дрогнуть и расплескать чай на скатерть.
Этим вопросом завершилась попытка разговора там, в саду.
Вернее, до нее была суматошная попытка бегства - не оборачиваясь, вперед и куда глаза глядят. Продолжался тот рывок до сильного удара по ногам, головокружительного ощущения падения, одновременно со взлетом ног вверх, стягиваемых ловчей веткой и вздергивая высокого над землей. ...и тогда-то Вадим и понял, что врали про чудищ в саду колдуна, потому что весь сад был одним-единым чудовищем, оживающим под гнев хозяина.
Весь сад гремел злым шелестом листьев, прутья ближних ветвей выстреливали в его, Вадима, сторону, моментально прорастая гибкими оковами, прижимающими руки к груди, овивающими ноги, лезущими молодыми лепестками в уши, глаза и рот. В миг, когда все замерло, Вадим ощутил себя сжатым тугим зеленым коконом... Не сразу, правда - сначала отплевался от зелени, глушившей все попытки крика. Затем пробовал освободиться, с ужасом чувствуя, как немеют и отказывают руки и ноги под силой сдавливающих их ветвей... И только потом уловил перед собой серьезный взгляд серых глаз над сеткой морщинистого лба - смотрел ведь вверх ногами. Почему-то вид человека мигом его успокоил, и дал собраться с мыслями, поборов ужас.
-Зачем со смертью явился ко мне? - Хрипловатый голос доносился еле слышно сквозь слой колдовской листвы, забившейся в уши.
-Н-не было такого умысла! - искренне крикнул Вадим, почувствовав, что листья и ветви перестали стягивать лицо.
- На твоих руках след гибели сотен жизней, - колдун говорил без особых эмоций, разве что капелька любопытства сквозила в произношении.
- Н-не было такого!
- И смертью этой помечал кору и корни моих стражей...
- Не мое! - Вспышкой озарения пронеслась мысль. - Револьвер трогал, но н-не мой он! Хотел руки оттереть, х-холод чувствовал... С-смертный х-холод...
- Холод? - Вопросительно поднял бровь колдун.
- К-как будто п-промерзло все в-внутри, - истово попытался кивнуть Вадим, но от попытки двинуться ветви на шее сомкнулись еще сильнее.
- Говоришь, чужой револьвер? - в голос добавилась задумчивость. - А чей?
Вадим сжал губы и упрямо уставился в сторону, сам дурея от собственного глупого упрямства. Но и пересилить его не мог! Это ж Темка... Нельзя выдать.
- Второго парня, значит, - утвердительно качнул тот головой. - А знаешь ли ты, что друг твой из этого револьвера больше сотни разумных положил, раз от железа стало так смертью тянуть?
- Не мог он! - С яростью возразил Вадим, дернувшись в коконе. - Ему его подарили! М-может, с войны остался!
- От старого - даренного так не веет, - зачмокал губами колдун, повернувшись чуть вбок. - Смерть быстро на другой план утекает, если в мире живых зацепиться не может. Ежели не подпитывать ее вновь и вновь хозяйской рукой... Вот если бы у друга твоего на подворье кур забитый или овца какая из мертвых поднялась, тогда поверил бы, что не его вещь, что беду в свой дом по недомыслию принес. Но я про такое в деревне не слыхал.
- И-из м-мертвых? - округлил глаза Вадим, вновь начав заикаться.
- Мертвых, мертвых, - с легким раздражением передразнили его. - Сам как будто живой.
- А-а?! - и тут же ветка залетела в рот, кляпом листьев запечатывая вопль.
Колдун будничным движением вынул нож из чехла на поясе, подошел поближе и принялся что-то основательно пилить в районе ног Вадима.
-Во, видал? - хмыкнув, показал он Вадиму большой палец ноги.
Его-Вадима, палец!!! Даже сквозь кляп пробился крик.
-Будешь запираться и отмалчиваться, останешься трупом, - наставительно покачал он отрезанным пальцем у Вадима под носом. - А расскажешь - так и быть, оживлю, - щедро посулил он, одновременно делая ленивый жест рукой, высвобождая рот парня от листвы.
Тут уж каждого прорвет на правду! Вот только от шока, монолог выглядел сумбурным комом, несвязным и полным ужаса и страха - колдун долго морщился и повелел замолчать. Затем очередным жестом повелел веткам и листьям Вадима отпустить - и те аккуратно положили пленника на землю.
Вадим резко дернулся ощупывать ноги, чувствуя, как ужас и потрясение сменяются недоумением и великим облегчением - все пальцы на месте!
-А я тебе разве ботинки снимал? - Хитро хмыкнул колдун, развеивая морок отрезанного пальца.
Возмущение и потрясение были настолько высоки, что Вадим полез на колдуна с кулаками, да тут же очутился вновь на земле, с целым звездопадом перед глазами и сильной болью на лбу.
- Шустрый какой, - удовлетворенно проговорили над головой, хваля, наверное, себя самого. Не Вадима же... - Айда в дом, за столом поговорим.
Вот и сидел Вадим за столом, пока его очередной раз за это вечер не перепугал опасный старик.
- Не захлебнулся, нет? - увесистым хлопком меж лопаток огрели Вадима.
Пока парень откашливался, рядом, за соседнюю грань стола, уселся колдун.
Был он удивительно мирным и безобидным на вид, так выглядят скорее дедушки, у которых целый сонм обожаемых внучат, а не чудовище с черным юмором и монстром-садом в услужении. Волосы седые, но без единой лысины. Нос со следами десятка переломов - эдакая горная тропинка. Зубы, на удивление, белые и целы все до единого - это старик улыбается так, будто акула родом с южных морей. Глаза, как отмечалось, серые, окутанные сонмом морщинок. Лоб высокий, тоже морщинистый, но вот нельзя сказать, что кожа ветхая - старикам положена желтоватая, тоненькая, с цепочкой синих вен. Ну, Вадим у стариков только такую и видел. А тут - можно и сорок лет дать, если на глаза не смотреть. Только глаза и выдавали, в общем-то, ту самую стариковость. А так - даже руки кузнецу на зависть, и телосложение под стать. Совсем не таким себе Вадим представлял колдуна - да кто ж его в деревне то видал? Разве что староста или урядник, да домработница его. Работы колдуну не было в селе, вот и не видел никто. Нечисть, даром что болота рядом, в село не совалось, дядькиных оберегов страшаясь, а иной жутью армейский пост занимался. Впрочем, живность та ученая, и больше к баронам хаживала, чем в селения по эту сторону границы. Говорят, к колдунам еще можно со здоровьем обращаться, великие они мастера лечить да целить - но сельские предпочитали не рисковать остатками того самого здоровья и шли к знахарке.