Выбрать главу

— Я едва не пострадал за неё, — проворчал скульптор, — Только ярко выраженная каноничность фигуры богини и спасла меня от больших неприятностей. Да, ты прав, она не красавица и на вкус многих коринфян, но таков уж священный канон, и несдобровать у нас тому, кто изобразит богиню со слишком уж заметными отступлениями от канона. Ты, римлянин, если я понял тебя правильно, хочешь именно этого. Диэй умер, как и Леонтиск, но жив и в добром здравии его ученик Филон, ваяющий животных в том диэевском стиле. Этого наш канон тоже не одобряет, но с животными это считается простительным. У меня покупают и эту мою Афродиту-толстуху, но если бы я отлил красавицу в духе Леонтиска, мне бы за неё не поздоровилось. А за такую менаду на меня окрысятся и наши ревнители канона за отступление от него, и несравненная Никарета за то, что гораздо лучшая работа досталась не её Школе, а заезжему чужеземцу. Я понимаю, что ты не поскупился бы, да и самому было бы интересно если не превзойти, так хоть сработать вровень с Леонтиcком, и наверное, сумел бы не хуже. Но такую серьёзную работу разве сделаешь втайне от всего города? Не обессудь, римлянин, но я себе не враг и очень не хочу нажить неприятности.

— А кого бы ты посоветовал, уважаемый, для такой работы вместо себя?

— Я рад бы подсказать тебе, но в Коринфе — боюсь, что некого. А у нас ведь как говорят? То, чего не сделают нигде в Ойкумене, сделают в Элладе. А то, чего не сделают в Элладе, сделают в Коринфе. Но то, чего не сделают в Коринфе, не сделают вообще нигде. Я бы сделал, наверное, если бы не наш священный канон. Но если в твоём городе за это не грозят неприятности, и ты их не боишься, то попробуй тогда обратиться к нашим гетерам. Не так давно, в позапрошлом году, несравненная Никарета заказала Афродиту для своей Школы каким-то испанским варварам. Я не видел её, но по описаниям красива до полного неприличия. Гетеры могут позволить себе подобное вольнодумство, им оно простительно. В их Школу тебя, конечно, никто не пустит, но возможно, гетеры могли бы разузнать, где и кто выполнял заказ. Говорят, даже одетые красотки работы этих испанцев расходятся у наших аристократов влёт, поскольку выглядят соблазнительнее наших обнажённых. Если это так и есть, гетеры тоже должны знать. Кто-то, возможно, и подскажет тебе…

Переглядываемся, киваем друг другу понимающе — лучшей похвалы Фарзою и его ученикам трудно даже придумать. Коринф-то, конечно, один хрен остаётся для всего эллинистического мира общепризнанным брендом. Он веками нарабатывался, и хрен его авторитет переломишь за считанные десятилетия. Но нам-то оно и не нужно. Мы разве за брендом гонимся? Пущай себе и дальше Коринф свой бренд сохраняет, насколько хватит его прежнего авторитета. Мы догнали и переплюнули по реальному уровню, и теперь уже само время работает на нас. Мало изделий фарзоевской школы сюда попадает, а попав, на прилавках не залёживаются, так что мало кто их увидеть успевает, но кому нужно быть в курсе, те уже и теперь наслышаны. И это при том, что мы не стремимся Италию и Грецию нашими произведениями искусства завалить. В первую очередь они у нас для наших, кому по карману, а на экспорт — по остаточному принципу — ага, пущай греки пока привыкают бегать за престижным дефицитом, в очередях за ним давиться, да по большому блату его доставать. Как эта нынешняя Никарета, например, двадцать лет назад известная и здесь, и много где ещё под другим именем — Федра Александрийская. Эффектная была, стерва.

— Ты не жалеешь, Гней Марций Максим, что тогда, двадцать лет назад, переспал не со мной, а с этой безвестной тогда девчонкой? — спросила меня уже она сама буквально через полчаса, — Теперь бы хвастался всем своим знакомым, что обладал самой нынешней Никаретой, когда та звалась иначе, зато была помоложе и попривлекательнее.

— Не хочу быть понятым тобой в обидном смысле, но — не жалею, — ответил я ей, — Никарета Очередная — это, конечно, венец карьеры для женщины твоей профессии, и не всякая гетера достигает его. Но Никарет ведь было немало до тебя, и ты тоже в их ряду не последняя, будем надеяться. А Федра Александрийская была единственной, и вот от ночи с ней отказаться было гораздо труднее, если уж начистоту. Но даже об этом я не жалею, и не усматривай в этом обиды, а пойми правильно. Отказавшись от благосклонности самой Федры Александрийской, а не какой-то там Никареты Очередной, я зато заполучил сразу двух превосходнейших гетер коринфской выучки. И не на одну ночь, а насовсем. И не без твоей косвенной помощи, кстати говоря, — мы с ней рассмеялись, вспоминая всю цепочку событий, — В Оссонобе у нас нет обычая менять имена руководительницам школы наших испанских гетер, и Аглея Массилийская так и осталась Аглеей, но резвее это помешало ей обучить и выпустить превосходных учениц? Вот потому-то и не жалею.