— Я так и не поняла, досточтимый, кто из вас кого просвещал о космогонии и природе богов, — пошутила Эрлия, когда мы вышли от Гликерии и Керенского.
— Будем надеяться, что это не выглядело слишком уж явно, — хмыкнул я, — Нам с ним не один раз ещё беседовать, и не хочется смущать учёного и уважаемого человека.
— Вот этим и отличается дикая Испания от просвещённой Эллады, — разжевали ей наши испанки, и весь наш молодняк хохотал вместе с ними.
Потом мы заглянули и на афинскую Агору. Кроме всего прочего, только две из четырёх наших гетер успели обзавестись толковыми служанками в Коринфе, а две другие хотели попробовать приобрести подходящих здесь. Конечно, в Афинах хорошие молодые рабыни недёшевы, но делать крюк на Родос или Делос вышло бы во много раз дороже, не говоря уже о потерях времени. Я только предупредил девчонок, чтобы смотрели беотиек из Галиарта или из самих Фив, если девки проданы в рабство римлянами, а не Персеем, но не вздумали выбирать ни беотиек из Коронеи, ни халкидянок, ни иллириек из Карнунта, порабощённых Публием Крассом и Гаем Лукрецием вероломно и самовольно. Наверняка ведь наслышаны и сами? Судя по косым взглядам на наши римские тоги, гегемоны как раз на эту тему или близкую к ней и митингуют, и в кои-то веки мне нечего им возразить.
Слушать митингующую толпу афинских граждан и навлекать на себя ещё более косые взгляды мы, конечно, не стали, а направились сразу к невольничьим помостам. Как я и ожидал, там тоже только и разговоров было, что о римском беспределе. Стихли слегка при нашем приближении, но мы кивнули им понимающе и заткнули пальцами ухи — типа, не бздите, всё понимаем и ни хрена лишнего не расслышим. А то сейчас ведь как? Кто не за римлян обеими руками и хоть в чём-то ими недоволен, тот шпион или наймит Персея, мутящий воду в дружественном и союзном Риму городе в военное время. Тем, которые в той митингующей толпе, можно любому хоть сейчас изменное дело шить, но ведь мы же туда не пошли, верно? Мы — не по этой части.
Но и афиняне есть афиняне, они верны себе во всём. Ругают римских консула и претора, но не столько за несправедливо ограбленных, убитых и порабощённых, сколько за вымогательство у Афин хлеба для войск вместо предложенной им военной помощи. А фокус тут в том, что Афины сами себя своим хлебом никогда прокормить не могли и всё время из-за бугра импортировали причерноморский, да египетский. А тут ещё и римляне требуют сто тысяч мер хлеба, которые Аттика, выходит, тоже должна для этого купить по соответствующей хлебному дефициту цене. Это же какой убыток вышел казне афинского государства? И чем теперь Афинам покрыть его, если от афинских войск и флота римляне отказались, и раз не будет участия Афин в военных действиях, то не будет Афинам и доли в военной добыче? Значит, со своих придётся собирать, а с метеков всё не соберёшь, их и так стригут финансовыми повинностями регулярно, не давая чересчур разбогатеть, а свой охлос потому и охлос, что нищий, взять с него нечего, да ещё и подачек всё время требует, и попробуй только не кинь ему кость. И кто тогда остаётся? Только имущие граждане. Ну и за что им, спрашивается, такое наказание?
Нет, говорят, конечно, и о несчастной судьбе ни в чём не повинных коронейцев, халкидцев и карнунтцев. На словах очень даже им сочувствуют, но это ничуть не мешает добропорядочным афинянам смотреть, прицениваться, расспрашивать торговца о навыках и умениях живого товара, заглядывать ему в зубы, щупать мускулы и торговаться чуть ли не за каждую драхму. Налетай, подешевело! Раз уж налогов этих чрезвычайных избежать не удастся, так хотя бы часть убытка на дешёвых рабах можно компенсировать. К ним-то, приобретающим всех этих рабов честно за свои честно заработанные деньги, какие у кого могут быть претензии? Это же только бизнес, ничего личного.
У помоста, где торгуют молодыми бабами и девками, естественно, особенный ажиотаж. У доброй половины столпившихся и денег-то таких нет, чтобы хоть какую-то из них купить, но именно они-то, собравшиеся только поглазеть на выставленный нагишом товар, и обсуждают его достоинства и недостатки громче всех. Кто-то и полапать норовит на халяву, но и у торговца глаз на таких намётан, так что удаётся это далеко не всякому. К состоятельному покупателю и подход другой — если можешь купить, то конечно, вправе и осмотреть, и ощупать. Шмакодявок-подростков ещё и ноги раздвигать заставляют, дабы покупатель мог убедиться, что ещё девочка, и запрашиваемая за это наценка справедлива. Предлагаются, конечно, всякие, какие есть. Симана Абульская с сожалением отказалась от приглянувшейся ей халкидяночки, а Эрлия Хиосская от ничуть не худшей карнунточки, и наш молодняк их сожаление понимал и разделял. Окажись они из нужных мест, взяли бы их обеих с удовольствием, но — увы, не судьба. Халкидянку тут же купил и увёл плюгавый торгаш, а вскоре жирный чинуша из помощников архонта увёл и карнунтку. Но наконец выбрали и наши подходящих девок, фиванку и галиартку — к их нескрываемой радости и к немалой досаде ещё одного ущербного, зато состоятельного старпёра, положившего глаз явно на их обеих. Хрен он тут угадал, короче. Жаль, конечно, и тех, но это ведь у афинян только бизнес, а у нас и особые соображения, и послезнание.