Однажды Елена Валентиновна вернулась с прогулки уже в сумерках. Ольга открыла дверь напряженная, нелепо улыбаясь, сказала: "тебя ждут". В комнате сидел тот самый - милиционер в звании подполковника Комитета государственной безопасности, Анатолий Иванович Черняк, как он представился еще на первом допросе. Вежливо встал навстречу: "Позволю себе отнять немного вашего времени, Елена Валентиновна". Она села на диван, взяла на руки ворчавшего Сомса, вытирала ему тряпкой ноги после гуляния набегался сегодня - на лице у Елены Валентиновны изобразилось уже привычное ледяное неслушание. Анатолий Иванович молча достал из плоского чемоданчика какие-то фотокопии, несколько листов, протянул ей. Она отложила в сторону тряпку, подвинулась к лампе. "Коллектив Инюрколлегии с прискорбием извещает о трагической гибели заведующего бюро переводов Гачечиладзе Мераба Отариевича и выражает..." Она отложила листок - это была копия внутриучрежденческого объявления, писанного от руки, и поглядела на Анатолия Ивановича, как бы недоумевая. "Мы не могли примириться с тем, что люди с нечистыми руками используют в корыстных целях информацию государственной важности, - сказал гэбист. - Товарищ Гачечиладзе, кстати, двоюродный брат небезызвестного вам гражданина Гулиа, имел по службе доступ к запросу о наследниках скончавшейся в Италии Зои Арменаковны Тевекелян. Ему стали известны также и данные розыска наследников, приведшие к вам, Елена Валентиновна. И пока наши компетентные органы решали, как помочь вам..." "А вы бы не помогали..." "Ну, я вижу, вы окончательно поддались нездоровым настроениям, - покачал головой Анатолий Иванович. - Пока мы решали, этот Гачечиладзе сделал закрытую информацию достоянием преступной группы, возглавлявшейся Георгием Гулиа, профессиональным аферистом, не впервые пользовавшимся доверием немолодой женщины, и неким Моисеем Зальцманом, уголовным преступником и сионистским агентом. В эту же группу входил и устраненный впоследствии самими преступниками - в результате конфликта внутри шайки, а также с целью скомпрометировать вас - и некто Нодиашвили Давид..." "Нет", - тихо сказала Елена Валентиновна. "Пожалуйста, посмотрите следующую фотокопию", - так же тихо сказал Анатолий Иванович. На листе разбегались опрокинутые завитушки грузинского письма, тут же был перевод, заверенный какой-то официальной печатью: "Дато, блондинка не мать - не люби ее сильно, деньги все равно делить будем. Не забывай дело, Дато". "Все равно, это ложь, подделка", сказала Елена Валентиновна. "Вы наслушались измышлений о наших методах, улыбнулся Анатолий Иванович, кивнул на приемник. - Нехорошо, вы ведь все-таки советский человек. Ну, дело ваше, можете не верить, это уже не имеет значения..."
Елена Валентиновна поверила сразу - слишком безразлично говорил этот чекист, если бы он знал все, нажал бы на эту записку и ее достоверность как следует. Она поверила - и уже, невнимательно, совсем невнимательно слушала дальше... "...в результате Гачечиладзе попал под электричку на станции Мамонтовка, его столкнула толпа..." "Не могли допустить, чтобы люди с нечистыми руками?.." - все-таки нашла в себе силы сказать Елена Валентиновна. Анатолий Иванович не ответил, только в глаза ей глянул прямо - она осеклась. "...Гулиа, как вам уже известно, погиб в автокатастрофе пьяным..." Ее, все же, подмывало - она, на секунду испугавшись до дрожи, уже совсем не боялась этого щенка - слишком он хвастался убийствами. "А это не вы, случайно, тогда вызвали Георгия из-за стола? Вроде бы похожи... Впрочем, что же, у вас в организации больше и людей нету - все вы да вы, во всех лицах..." Теперь он не стал смотреть на нее со значением, он просто продолжал - как бы признав ее равной, как бы выкладывая все козыри в открытую: "Нодиашвили, как нам стало недавно известно, скончался в вашей квартире от удара ножом. В убийстве сознался подручный Зальцмана Тышевич, выродок, рецидивист - он задержан и находится сейчас вместе с Зальцманом в следственном изоляторе нашего московского управления. Вы должны отвечать перед судом за сокрытие обстоятельств убийства, Елена Валентиновна. Но у нас есть к вам серьезное предложение..."
В прихожей хлопнула дверь - Ольга, сидевшая все это время на кухне, откуда доносилась какая-то диковатая музыка, ушла разносить почту. "Ваша дочь пошла на вечернюю доставку, - сказал Анатолий Иванович. - В вашем квартале очень темные подъезды и полно молодого хулиганья, но вы не волнуйтесь: пока мы о вас заботимся, с нею ничего не случится..."
"Я покончу с собой", - неожиданно для себя громко сказала Елена Валентиновна. "И очень глупо поступите, - ответил спокойно Анатолий Иванович. - Мы вам предлагаем чрезвычайно выгодные для всех заинтересованных сторон условия. В течение месяца-полутора вы вместе с дочерью получите все необходимые для выезда из страны документы и, через Инюрколлегию, официально вступите в права наследования. Уже в октябре вы будете в Милане и воссоединитесь, наконец, с родственниками, для чего вам будет дана выездная виза..." "Какими еще родственниками? - безразлично поинтересовалась Елена Валентиновна. - Там же все умерли..." "Ничего подобного, - возразил Анатолий Иванович. - У вас есть племянник, Карло Тевекелян, тридцать четыре года, холост, учитель средней школы. Он делит с вами, кстати, все наследуемое в пропорции один к трем. Хороший парень, очень любит с ветерком проехать на своем маленьком "порше" - между прочим, вы его наследница, в случае чего. Словом, руководствуясь гуманными побуждениями, наши органы могут разрешить вам выезд для воссоединения семьи, если..."
"Ну, что же если?" - спросила Елена Валентиновна. Все, что происходило с нею за последние месяцы, направило ее сообразительность в определенную сторону, и теперь она уже догадалась о предложении, которое должен был сделать гэбэшник, но, все-таки, не могла поверить, что это происходит так просто. Сомс вдруг спрыгнул с ее колен, потопал на кухню к своей пустой миске. Она пошла следом - варить ему геркулес. Анатолий Иванович ответил из комнаты - весело, громко: "Ничего особенного. Просто до отъезда вам надо будет оформить брак с хорошим, честным человеком, настоящим патриотом своей родины, а через полгода после приезда туда вы передадите ему все права на ту часть вашего наследства, которая касается важного для стратегических интересов нашей страны производства..." "Аэронавигационные приборы?" - спросила Елена Валентиновна их кухни. "Ну, вы все понимаете, - обрадовался Анатолий Иванович. - Впрочем, было же письмо... А все остальное будет в полном вашем распоряжении - дом, машины, средства для жизни и прекрасного отдыха, для учебы дочери, для обеспечения ее будущего в том мире, где человек без денег - ничто..." "А кто мне гарантирует, что я не последую за... всеми... всеми, кого вы уже?.. Кто гарантирует, что через год в Милане нас с Олей не убьют какие-нибудь ваши красные бригады?" - Елена Валентиновна изумлялась, как глубоко она вошла в это безумие, прежде она бы и представить всей этой пошлой бредятины не могла, теперь же это казалось ей обычной реальностью. "А кто гарантирует, что вы по приезде туда не обратитесь в полицию, и против честного человека, скромного московского инженера, не имеющего ясных политических убеждений и последовавшего за вами только по большой любви к вам, да и отчасти поддавшись несколько критическим настроениям по отношению к советскому строю - кто гарантирует, что против этого слабого, но ни в чем не повинного человека не будет сфабриковано обвинение в шпионаже, с громкими стандартными воплями газет о "руке Кремля", "проникновении чекистов" и так далее? Кто нам гарантирует? Кто мне гарантирует, что спецслужбы не займутся мною, едва я там появлюсь?"