— Может, для того, чтобы уметь воевать, нужно быть немного фанатиком? — произнес Вальтер чуть позже.
Должен признаться, этот вопрос застал меня врасплох. Вальтер тем временем продолжал развивать свою мысль:
— Неужели мы, коммунисты, умеем воевать, просто потому, что мы фанатично преданы идее?
Вальтер говорил тихо-тихо, как будто боялся, что его услышат. Но, кроме нас двоих, в задней комнате Arbeitsstatistik никого не было. Возможно, он сам боялся этих слов, боялся, что кто-то способен произнести такое вслух.
Я посмотрел на старого, уже почти седого Вальтера, на его сломанную гестаповцами челюсть. И подумал о «Надежде», романе Андре Мальро. Когда речь заходит о коммунистах, все вспоминают этот роман. Особенно если только что перечитывали его — как я, всего за несколько дней до ареста в Жуаньи.
Я вспомнил о Манюэле, молодом интеллектуале-коммунисте, ушедшем в армию, который объяснял, что теряет душу, утрачивает человеческие черты ровно настолько, насколько приобретает качества хорошего коммуниста и хорошего военного.
В романе Манюэль отдает приказ о расстреле нескольких дезертиров — молодых антифашистов, добровольцев первого призыва, которые бежали с поля боя, когда на них пошли танки итальянцев-франкистов. С этого момента, понимает он, ему нужно душить в себе благородные чувства, жалость, сострадание, великодушие, умение прощать другим их слабости — чтобы стать настоящим командиром. А ведь для того, чтобы выиграть народную войну против фашизма, нужны настоящие командиры и настоящая армия.
Но не с Вальтером мне обсуждать Мальро и его «Надежду». Я бы мог поговорить об этом с Каминским, который сражался в интербригадах и не понаслышке знал многое из того, что описано в романе Мальро.
У Вальтера память забита примерами из другой эпохи, другой политической культуры, менее открытой миру, с ограниченной сектантской ориентацией, заданной Коминтерном в Германии в тридцатые годы, — класс против класса.
В общем вопрос Вальтера повис б воздухе. Однако же он был более чем уместен, он мог бы завести довольно далеко — неужели мы такие хорошие солдаты, просто потому что мы, коммунисты, — фанатики?
Тут дверь задней комнаты отворилась, и вошел Майнерс. Естественно, в его присутствии разговаривать было уже невозможно.
«Вы…? — Генри Сатпен. — Вы здесь уже…? — Четыре года. — Вы вернулись домой…? — Умирать. Да. — Умирать…? — Да. Умирать. — Вы здесь уже…? — Четыре года. — Вы…? — Генри Сатпен»[19].
Вальтер без особых церемоний повернулся к Майнерсу спиной, а я из задней комнате Arbeit вернулся к своему письменному столу, рядом с главной картотекой. Мне хотелось дочитать роман Фолкнера «Авессалом, Авессалом!».
Я взял его в библиотеке на эту неделю ночной работы.
Я нисколько не сомневаюсь в том, что у некоторых эта фраза вызовет раздражение. Или удивление, или даже тревогу — все это мне прекрасно известно. Много лет назад, когда я написал, что нашел в библиотеке Бухенвальда «Логику» Гегеля и прочел ее при сходных обстоятельствах — во время недели ночного дежурства, Nachtschicht (единственно возможные для чтения время и место, и только если работать в бюро или в обслуге командования; для тех же, например, кто работал в сборочном цехе завода Густлов в три смены, это было немыслимо), я получил несколько негодующих писем. Авторы некоторых сетовали. Как у меня язык повернулся сказать, что в Бухенвальде была библиотека? Что за нелепые выдумки? А может, я просто хочу уверить всех, что лагерь был чем-то вроде дома отдыха?
Более коварные читатели заходили с другой стороны. Ах, стало быть, в Бухенвальде была библиотека? И у вас было время читать? Ну так, значит, все было не так уж чудовищно! Не принято ли несколько преувеличивать, живописуя ужасы нацистских лагерей? А может, это вовсе и не были лагеря смерти?
Конечно, таких писем было не очень много. Само собой, я не стал отвечать ни на одно из них. Если потрясенные или ехидные читатели изначально настроены против меня, то они бы остались глухи к любым моим доводам. Если же они были вполне искренни, им самим стоит убедиться в абсолютной правдивости моего рассказа.
В Бухенвальде действительно была библиотека. Это легко проверить. Например, если у вас есть время и вы любите путешествовать, вы можете посетить Веймар. Чудесное местечко, город Гете. Повсюду видны следы пребывания здесь великого поэта. Так же как и напоминания о Шиллере, Листе, Ницше, Гропиусе — словом, обо всех титанах европейской культуры. И если погода будет солнечной — в самом деле, отчего ж не отправиться в путешествие весной или летом? — можно прогуляться по берегу реки Ильм, протекающей в окрестностях города. На краю небольшой зеленой лесистой долины виднеется летний домик Гете, Gartenhaus. Недалеко от моста через Ильм есть скамейка — потрясающее место для того, чтобы просто присесть и отдохнуть. Мысли, которые снизойдут на вас здесь, наверняка затронут самые чувствительные струны вашей души и навсегда останутся в вашей памяти.