Потому что днем раньше — или утром того же дня, если вы выбрали для прогулки к летнему домику послеобеденное время, — вы пройдете несколько километров, которые отделяют Веймар от концентрационного лагеря Бухенвальд, что на холме Эттерсберг, где и сам Гете так любил прогуливаться в компании несравненного Эккермана.
Вы посетите это место, этот памятник европейской истории позора и бесчестья. Вероятно, вы надолго задержитесь в музее Бухенвальда. Здесь хранятся все сведения о лагерной библиотеке. У вас даже будет возможность полистать тот самый экземпляр той самой «Логики» Гегеля, который я когда-то держал в руках. Зато, к моему великому сожалению, здесь больше нет романа Фолкнера, который я читал в декабре 1944 года, когда началась эта история: экземпляр из библиотеки Бухенвальда до сих пор не обнаружен.
Ну, а если у вас нет ни средств, ни желания, ни времени ехать в Веймар, достаточно пойти в книжный магазин и спросить книгу Ойгена Когона «Страна СС», опубликованную в известной серии. В ней вы найдете документальные сведения о библиотеке Бухенвальда и историю ее создания.
Под заголовком «Организованный ад» эта книга Когона была издана по-французски в 1947 году. Речь идет об очень важном во многих отношениях свидетельстве. Во-первых, потому, что Когон занимал ключевой пост во внутренней администрации Бухенвальда, что позволило ему увидеть систему концентрационных лагерей в целом. Он был помощником главврача СС Дингшулера, ответственным за блок медицинских опытов. На этом посту, проявив находчивость, отвагу и упорство, Когон здорово помог антифашистскому движению в Бухенвальде.
В то же время Ойген Когон — и это делает его свидетельство, его исследование еще более ценным — не был активным коммунистом. Христианский демократ по убеждениям, он был решительным противником марксистской идеологии, и, участвуя в движении Сопротивления в Бухенвальде, рискуя жизнью наравне со своими немецкими товарищами-коммунистами, всегда при этом сохранял моральную независимость.
Вот как объясняет Ойген Когон в своей книге происхождение бухенвальдской библиотеки:
«Библиотека для заключенных была основана в Бухенвальде в начале 1938 года. Чтобы собрать первые три тысячи томов, узникам разрешили получать посылки с книгами из дома; или они должны были внести определенную сумму денег, на которую комендатура закупала национал-социалистические произведения… Сама комендатура безвозмездно выделила библиотеке 246 книг, из которых 60 были экземплярами „Майн кампф“ Адольфа Гитлера и 60 — „Мифом двадцатого века“ Альфреда Розенберга. Все они сохранились в прекрасном состоянии, вопиюще новые, совсем нечитанные. С годами библиотека увеличилась до 13 811 книг в переплете и 2000 брошюр… Зимой 1942–1943 годов я часто добровольно записывался в ночную охрану сорок второго блока в Бухенвальде, где периодически подворовывали хлеб из шкафчиков. Я оставался один с трех до шести утра в караульном помещении — там, в этой прекрасной тишине и покое, я изучал сокровища лагерной библиотеки. Было так странно сидеть одному у занавешенной лампы и читать „Пир“ Платона или „Лебединую песню“ Голсуорси, Гейне, Клабунда или Меринга…»
Я в свою очередь — через два года — провел несколько счастливых декабрьских ночей у подножия пылающего крематория в задней комнате Arbeitsstatistik с романом Фолкнера «Авессалом, Авессалом!».
Я оставил старого Вальтера и вернулся к чтению.
Как раз в тот момент, когда вошел Майнерс, я раздумывал о том, не посоветоваться ли с Вальтером насчет касающегося меня запроса из Берлина. Интересно, что он скажет по этому поводу. В его молчании я был абсолютно уверен.
Но вошел Майнерс, и теперь уже ни о чем нельзя было поговорить.
Этот высокий, пышущий здоровьем красавец напоминал какого-то немецкого актера тридцатых годов, персонажа из комедий студии УФА. Вроде Ханса Альберса, например.
Сходство особенно бросалось в глаза из-за его манеры одеваться, которая разительно отличалась от манеры других заключенных, будь то старосты блоков или Prominenten. Надо было специально приглядываться, чтобы различить на его ладно скроенном спортивном пиджаке или на правой штанине брюк из серой фланели прямоугольник порядкового номера, отличающийся от предписанного. Так же обстояли дела и с треугольником национальной идентификации, особенно заметным на сером твиде, так как он был не кричаще-красный, а черный.