Шмонс не знал места встречи, но шёл на влекущий зов, звучавший в его голове. На круглой площади, освещённой непереносимо ярким маяком на стальной мачте в самом её центре, пылала вывеска «КАЗИНО ИНФЕРНАЛЬ». У входа в заведение бульдожьи рожи охранников сразу распознали в совершенно голом Шмонсе нарушителя дресс-кода:
— У нас не пускают без галстука!
Администратор в кружевной розовой пижаме с голубыми цветочками и туфельках на среднем каблучке резво сбежал к нему по ступенькам.
— О, какая честь для нашего скромного заведения! Добро пожаловать! Вас тут уже заждались.
— Руки! — рявкнул охранник.
Шмонс протянул руку. Охранник провёл по ней ручным индикатором, которым проверял входящих в клуб на предмет ношения оружия. На коже под синим сияние проступили цифры 666.
Администратор, обернувшись к охранникам, прошипел:
— Это же сам Шараф Маздаки — президент всемирной лиги Либерастической Педерации нудистов. Думайте о карьерном росте, мальчики! Без движения мозговых извилин не бывает продвижения по службе.
Стеклянные двери разошлись в стороны, и Шмонса подхватили под руки две феи в золотых туфельках на высоком каблучке. Из одежды на феях были только крылышки из полупрозрачной ткани за спиной.
— Бай Маздаки, какой вы миленький! Мы вас проводим до кабинета генерального директора, а то вы заблудитесь в лабиринте утончённых извращений.
Коридоры и залы, с толстыми ворсистыми коврами на полу, были задрапированы тяжёлыми пологами из синего и алого бархата — роскошное обиталище аллергенных пылевых клещей. При одной мысли об этой микроскопической нечисти у Шмонса зачесалось всё его голое тело.
Просторные залы, по которым его проводили феи с золотыми кудряшками и крылышками за спино, были разбиты на будуары из того же бархата. На бархатных же диванчиках и банкетах развалились веселящиеся гости. Они показались Шмонсу иностранцами, потому что вольно закидывали ноги на столики со сластями и на диванные валики. Трезвых тут не было.
Голенькие феи с крылышками за спиной так долго вели Шмонса узкими коридорами с винтовыми лестницами, устланными мягкими коврами, делающими бесшумными шаги, что он кроме аллергического зуда на теле ощутил и приступ тошноты. Спёртый воздух был густо насыщен запахами блевотины и прочих человеческих выделений, перемешанными с ароматами косметики, алкоголя и дыма, как от тлеющей кучи виноградной листвы. Так пахнет высушенное крошево зелёной конопли, если подпалить самокрутку из неё.
В стеклянных медицинских шкафах были выставлены самые разнообразные фаллоимитаторы, надувные куклы, секс-игрушки и прочие приспособления для имитации любви. Синий сумеречный свет спрятанных светильников придавал коридорам со стеклянными шкафами ещё и вид анатомического музея, отчего у Шмонса появились не только расчёсы на коже от сыпи и тошнота от сладковатой вони воображаемого тления и распада плоти, но и лёгкое головокружение, как у больного, которого медсёстры ведут на операционный стол.
Голенькие феи с крылышками за спиной упорхнули, когда он очутился в крохотном кабинетике. За письменным столом сидел малюсенький сморкач со сморщенным личиком. У того карлика был тоскливый взгляд, как у обезьянки на привязи. Только вот одна неувязочка — у этого шибздика боязливо поблескивали чёрные глазёнки под сложенные печальным домиком густыми чёрными бровями, зато на губах извивалась глумливая ухмылочка, а под носиком-пуговкой крутились чёрным червячком ехидные усики. Человечек, который сидя на обычном стуле за столом мог свободно болтать ножками, развёл ручки в сторону и пропищал:.
— Какие люди! Здоровеньки булы, мий дороженький! Вот вам самое мягкое стуло — присаживайтесь, будьте ласковы.
— Хватит ерничать, Велиар! — сердито буркнул Шмонс. — Я уже умер?
— Да как вы таки могли такова себе навоображать!
— Узнаю твои штучки — выставить меня голышом на всеобщее посмешище.
— Уважаемый Леон, святоша Леон, кандидат в праведники Леон! Я и сам удаляюсь, как ты попал в этот вертеп разврата?
Шмонс промолчал.
— Захотелось выпить?
Молчание в ответ.
— Или махнуть в покер по маленькой?
Шмонс сжал губы, чтобы не ответить искусителю.
— А может, хочется очаровательную цыпочку? Любой каприз за счёт заведения, Леон. Ведь я не просто так, а от всей души.
— У падшего ангела нет души, — отвернулся Шмонс. — Ангел лишь производная от функции Творца, сам говорил.
— Гляньте, людцы добрые! Я к нему — всей душой, а он ко мне — голой задницей. А я-то всего лишь хотел весело отметить наше прощание.
— Неужто насовсем?
— Только пока ты жив, разумеется.
— И ты больше не будешь мне являться до конца моих дней?
— Обещаю! — решительно заверил директор казино, похожий на смешную обезьянку.
— Я тебе не верю, Ваал.
— Ну не клясться же мне копытами козла и ставить метку кровью на стене!
Шманец суетливо пошарил у себе на груди и шее. Креста на нём не было.
— Леон, не смеши! Думаешь, выставил перед собой штампованный крестик или печатную иконку в окладе из пластика под позолоту — и нечистый дух тут же затрепетал и сгинул с глаз долой?
— Хотел бы надеяться…
— Христиане отказались от дарованной свыше благодати уже через триста лет после распятия Христа, а ты уповаешь на игрушечную церковную утварь, как малыш верит, что «настоящий» автомат из пластмассы защитит его от бандитов. Кстати, мусульмане продержались почти столько же, а затем разбились на секты и соревновались друг с другом в извращениях пророчеств Магомета. Все адепты авраамических религий — богоборцы по сути своей, начиная с иудеев.
— Православная церковь жива и по сей день, а где все эти князья, бояре, депутаты всяких дум, первые секретари обкомов, члены политбюро, президенты и премьер-министры?
— Там же, где ваши безблагодатные иереи, митрополиты и патриархи — у меня за пазухой.
— Прихожане ходят в храм, причащаются…
— В причастии Творец имел в виду изменение структуры тканей человеческого организма не только на уровне молекул и атомов. Вы через тело и кровь Христовы должны были преобразиться душой и телом, стать на один уровень с нами, ангелами, — бесплотными, вездесущими и всеведущими. Пронзать пространство и покорять время, как ангелы, при этом обладать бесценным даром — вечной душой. Всевышний поставил вас выше всех ангелов и сил небесного воинства. Но вы, апостаты, от благодати отказались.
— Ты, Велиар, и тут подгадил!
— А не много ли вам чести? Мало того, что вам даровали бессмертную душу, так ещё вам и ангельское естество подавай! Заслуженные архангелы и силы небесные тогда сравнятся с вами, потомками бесхвостых макак — так, что ли? Никогда тому не бывать!
— И ты совратил иерархов, приманил их блеском золотого шитья на облачении, богатством церковного убранства и изысканностью монастырской кухни для высших иереев?
— И горжусь этим! Литургию, таинство святого причастия, извратил до театральной пышности с золотыми декорациями и шикарным реквизитом. Эдакая опера на сцене-клиросе с раздвигающимся занавесом царских врат. А слово «халтура», прежде обозначавшее церковную службу на дому, превратилось у вас на миру в синоним незаконного приработка на стороне. Ваша обмирщённая вера опростилась до суеверия, а ваши святые — в домашних божков-домовых, которые помогают вам за приношение свечками и пожертвованиями на храм.