– Да, отец, – машинально ответил Роберт, хотя не понял ровным счетом ничего.
– Думай, парень, думай, – понукал его Морлэнд. – У девушки есть знатные родственники и влиятельные покровители. У меня есть деньги. Не такая уж плохая сделка, а? Лорд Эдмунд старается раздобыть денег везде, где только можно. Без денег ведь не повоюешь – а он ничем другим не занимается. Вот и хочет быть в хороших отношениях со мной. А я – ну, у меня свои планы.
Теперь Роберт наконец все понял. Таков был мир, в котором он жил. Войны, которые вел король Гарри Пятый, обогатили Эдуарда Морлэнда – как и многих из тех, кто шел в бой с молодым монархом. Морлэнд прикупил земли и пустил на неё пастись овец; вскоре он превратился и одного из самых крупных и преуспевающих овцеводов Йоркшира. А на троне сидел малолетний король, и страной правили за него ею дядья – милорд Бедфорд и распрекрасный герцог Хамфри.
Среди могущественнейших людей, помогавших им вершить государственные дела, была и большая семья Бьюфортов, также доводившихся родственниками королю. Им пришлось продолжать ту войну, которую вставил стране в наследство предыдущий государь; война эта не только не приносила теперь никакой прибыли, но и пожирала золото мешками.
Итак, великим Бьюфортам нужны были деньги; у Морлэнда они были. Сам граф Сомерсетский подсказал своему брат Эдмунду, что его воспитанница могла бы стать вполне подходящей женой для сына Морлэнда. Эта свадьба связывала Морлэнда с одной из знатнейших семей страны, обеспечивая ему защиту и покровительство Бьюфортов. С другой стороны, этот брак накрепко приковывал Морлэнда вместе со всем его золотом к колеснице Бьюфортов, давая им право пользоваться его деньгами и услугами, когда таковые понадобятся. Именно так и устраивались подобные сделки; для этого и нужны были свадьбы, о чем как Роберт, так и неизвестная ему пока Элеонора Кортней знали с самого раннего детства.
– Да, у меня есть свои планы, – продолжал между тем Морлэнд. Он постучал деревянной кружкой по столу, и по этому сигналу один из кухонных мальчишек, исполнявший обязанности пажа, подскочил к хозяину, чтобы налить ему эля. Я богатый человек. У меня есть земля, овцы и золото. И еще у меня есть единственный сын, да, один-единственный... И чего же, ты думаешь, я хочу для этого сына, а, парень? Ты считаешь, что я желаю видеть его такой же неотесанной деревенщиной, как я сам? Ты полагаешь, что твоя мать – упокой Господь её душу, – истово перекрестился Морлэнд, и Роберт машинально последовал его примеру, – мечтала именно об этом? Нет, мальчик мой, нет, Роберт. Мне-то уж слишком поздно, но прежде чем я сойду в могилу, я хочу увидеть тебя джентльменом.
– Джентльменом? – переспросил Роберт.
Его отец отвесил ему подзатыльник, впрочем, довольно легкий.
– Перестань повторять все, что я ни скажу, – проворчал Морлэнд. – Да, джентльменом. С чего бы, по-твоему, я выбрал для тебя именно эту девицу, а не дочку какого-нибудь богатого фермера, которая принесла бы мне еще больше земли? – Он на минуту задумался, а затем проговорил с неожиданной мягкостью: – А может, оно и к лучшему, что выжил ты, а не старший... Ты умеешь читать, писать и играть на музыкальных инструментах. Эдуард ни о чем таком и понятия не имел. Наверное, из тебя получится куда более хороший джентльмен, чем вышел бы из него. А твои сыновья уже будут джентльменами по рождению. Мне все это слишком поздно – нельзя сшить шелковый кошелек из свиного уха. Твоя мать правильно сделала, что обучила тебя грамоте.
– Немало джентльменов не умеют читать, отец, – отважился заметить юноша.– А многие йомены умеют.
– Ладно, ладно, – нетерпеливо произнес Морлэнд. Он не любил, когда его утешал собственный сын. – Как бы то ни было, эта девица умеет читать, во всяком случае, так мне сказали. Так что у вас найдется о чем поговорить. Но никогда не забывай, откуда к тебе пришло богатство. – Роберт хорошо знал, что за этим последует. Его отец процитирует маленький стишок, дорогой сердцу каждого овцевода:
Благодарю тебя, всемилостивый Боже!
Овца даст нам все, что пожелать мы можем.
– Да, отец, – покорно согласился Роберт.
Ночью были заморозки – первый признак того, что конец года не за горами. Когда дворецкий Морлэндов Уильям еще затемно разбудил Роберта, тот дрожал от холода. Узкая кровать юноши стояла рядом с окном, и из щелей в ставнях вечно дуло. Отец Роберта спал на большой кровати с пологом, закрывавшим её со всех сторон. Да, Эдуард-то почивал в тепле.
В зале их уже ждал завтрак – овсяная каша с беконом, эль и хлеб, – и к тому времени, когда Морлэнды покончили с сдой, во внутреннем дворе уже били копытами оседланные лошади. Всего их было шесть: пять верховых – для Роберта, его отца и трех слуг – и одна вьючная, чтобы везти поклажу путешественников. И подарки для невесты и её опекуна. Видя, что отца нет поблизости, Роберт поспешил через двор к одному из сараев. Оглядевшись, юноша нырнул внутрь и был встречен ласковым повизгиванием. Сука Роберта, Леди Брах, лежала здесь на соломенной подстилке в окружении своих отпрысков; впрочем, отпрыски были уже довольно большими, и Брах частенько предоставляла их теперь самим себе, удирая, чтобы повертеться возле хозяина. Вообще-то, подумал Роберт, щенков уже пора разлучить с мамашей. Ему давно не хватало мягких шагов Брах, которые он привык слышать у себя за спиной.
– Роберт! Черт побери, куда задевался этот мальчишка? – раздался во дворе грозный рык Морлэнда.
– Мне надо идти, – сказал юноша своей любимице, и та при звуках его голоса заколотила хвостом по земле. – Мне очень хотелось бы взять тебя с собой, Леди Брах, но я не могу... Зато когда я вернусь домой, у тебя появится новая хозяйка, которую надо будет любить, и, надеюсь, ты не станешь ревновать и рычать на неё.
– Роберт! – В голосе отца уже звучало откровенное раздражение. Юноша поспешно погладил собаку по голове, вскочил на ноги и вдруг замер. Ему пришла в голову замечательная мысль. Нагнувшись, он принялся торопливо шарить по подстилке Брах, пока не нашел самого крепкого и крупного щенка. Роберт решил взять его с собой в качестве подарка для своей будущей невесты. Засунув щенка себе под рубашку, чтобы малыш не замерз, Роберт выскочил во двор как раз в тот миг, когда отец собирался заорать в третий раз.