Глава 2
Они отправились в путь первого октября. Стояло холодное серое утро. Слегка подмораживало, и булыжники, которыми был вымощен внутренний двор, покрылись инеем, а пар от дыхания лошадей поднимался призрачным облачком к низким застрехам, где рядами сидели воробьи, взъерошив перья, чтобы немного согреться. В этом рассвете уже не было ничего летнего, скорее, он казался мрачным предвестником приближающейся зимы, которую Элеоноре предстояло встретить гораздо более суровых краях.
Прослушав мессу и позавтракав, отряд Морлэнда выехал со двора и, следуя через маленькую деревушку, растянулся целой кавалькадой. Дети выбежали на дорогу, чтобы поглазеть на всадников, и даже степенные мужчины и женщины вышли на пороги своих домов посмотреть, чьи же это кони гарцуют на улице. Некоторые крестьяне узнавали Элеонору и благословляли её, когда она проезжала мимо. В ответ девушка махала им рукой и благодарила со слезами на глазах, зная, что вряд ли ей доведется когда-нибудь снова вернуться в эти места. В последний раз любовалась она всем тем, что на протяжении многих лет считала своим домом: высокой серой громадой замка на холме, золотисто-серыми хижинами деревни, покатыми зелеными холмами и росшими на них купами деревьев, которые уже сбросили листву. За спиной девушки оставался замок Корф, который они называли между собой летним замком и с самой высокой башни которого можно было увидеть море. Элеонора была счастлива здесь; теперь в душе она сказала всему этому «прощай» и натянула капюшон плаща пониже, чтобы скрыть слезы, набежавшие на глаза при расставании с любимыми местами.
Путь был долгим и утомительным. Элеонора, одетая во вес самое теплое, что у неё было, и укутанная в плотный плащ на кроличьем меху, ехала верхом на крепком пони по кличке Додмен – «тихоход», который вполне оправдывал свое имя, его выбрали для девушки за выносливость – все были уверены, что Додмен не падет по дороге. В качестве грума с Элеонорой послали тринадцатилетнего мальчишку по имени Джоб, позади которого сидела на лошади Габи ибо лорд Эдмунд не пожелал расщедриться и дат толстухе коня. Жак, повар, все время старался держаться поближе к Элеоноре, считая всех людей Морлэнда бандой разбойников, которым ни в коем случае нельзя доверять. Пара мулов везла багаж Элеоноры, а Морлэнды и трое их слуг с вьючной лошадью дополняли этот не слишком блестящий кортеж.
Они были в пути уже четыре дня, останавливаясь на ночлег в придорожных гостиницах – грязных и убогих; впрочем, еда там была вполне сносной. По мере того как отряд продвигался на север, становилось все холоднее, а пейзаж вокруг казался все более диким и безлюдным. Иногда всадники часами ехали вперед, не видя ни единого дома и не встречая ни одной живой души. Они миновали огромные леса, не менее обширные вересковые пустоши и просто зловещие места, где неосторожный путник вполне мог быть ограблен и убит без всякой надежды на помощь, но на всадников никто не напал, несмотря на то, что в отряде были две женщины и три вьючные лошади. Морлэнды и их люди все время держали оружие наготове и выглядели так, что было ясно любому, кто пожелает связаться с ними, придется плохо; этого вполне хватило, чтобы заставить разбойников поискать себе добычу попроще.
На пятое утро они покинули очередную гостиницу под нудным пронизывающим дождем. После относительно сухой погоды, стоявшей довольно долго, дороги были пока вполне еще приличными, но, приближаясь к Йорку по большому южному тракту, который всегда был забит повозками и людьми, всадники уже часа через два обнаружили, что дальнейший путь будет гораздо хуже. К девяти часам утра они уже еле тащились, пробираясь через грязь, доходившую лошадям до самых бабок, и на робкий вопрос Элеоноры, можно ли ожидать улучшения дороги, Морлэнд-старший в сердцах ответил, что леди может ожидать чего её душе угодно, но до самого конца пути они будут видеть только грязь, грязь и грязь, в которую лошади будут проваливаться по самое брюхо.
Если это и было преувеличением, то небольшим: кони брели по колено в грязи, грязь облепила их бока и комками и лепешками покрывала одежду седоков. Бедному Додмену с его короткими ногами приходилось гораздо хуже, чем более рослым лошадям, и временами Элеонора начинала задумываться, не придется ли ей шагать пешком или, вернее, вброд, но выносливость маленького пони не знала границ. К полудню они выбрались на мощеную дорогу, тянувшуюся до самого Йорка и запруженную путниками самого разного обличья, народа было столько, сколько Элеонора не видела прежде ни разу в жизни.
– Тут всегда так оживленно, как сейчас? – изумленно спросила она.
– Что вы, госпожа, разве это – оживленно?! – насмешливо воскликнул Морлэнд. Чем дальше они забирались на север, тем более неразборчивой становилась его речь, все явственнее приобретая присущий северянам акцент – Посмотрели бы вы, что тут творится в базарный день!
– Значит, мы уже почти приехали? – поинтересовалась девушка чуть позже.
На этот раз, обернувшись к ней, ответил Роберт.
– Мы уже на месте, – сказал он. – Гляньте-ка, вон, видите огромные ворота, там, впереди? И городские стены.
– Ну да, ну да! Значит, это и есть Йорк? – Элеонора была возбуждена и обрадована. Как-то раз ей довелось побывать в таком большом городе, как Винчестер, но кроме этого она никогда не видела ничего крупнее деревни, и теперь её охватило приятное волнение при мысли о том, что она будет жить рядом с таким громадным городом. Они подъезжали к нему все ближе и ближе, девушка с трепетом взирала на него – и вдруг почувствовала вонь большого города и услышала звон сотен церковных колоколов, эхом отдававшийся от красивых белых городских стен. Оба эти ощущения заставили её изумленно приоткрыть рот что касается запаха, то она никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным, проведя всю свою жизнь в богатых домах, которые периодически проветривались и наполнялись благовониями. Здесь же стоял смрад нечистот, оставленные людьми и животными, они долгое время скапливались и гнили на весьма ограниченном пространстве. Что до гула, то это был хор самых разных колоколов, звучавших по всему городу и наполнявших своим медноголосым звоном весь воздух в округе – до такой степени, что он, казалось, начинал вибрировать вместе с ними.