«Замерз навовсе, соколик наш! А ну, присядь к печке, согрейся. А хошь, на лежанку! Я тебя тулупом укрою!» — словно наяву услышал голос Варвары. И, отогнав его, свернул к дому. Поднялся по лестнице. Прислушался. Из квартиры — ни звука. Позвонил.
— Кто там? — раздался незнакомый голос.
— Николай! Откройте! — сказал требовательно.
Щелкнул ключ в двери. На пороге молодая
женщина вход загородила. Смотрит строго:
— Вам кого?
— —Николай! Арпик дома?
— Вы — отец Павла?
— Да. Я его отец!
— Входите!
Николай вошел в темную прихожую.
— Не раздевайтесь. У нас холодно. Топят плохо. А свет — с перебоями, мерзнем. Все переболели. Мать в спальне. В постели лежит. Уже две недели. Пневмония у нее. Вы подождите, я ее подготовлю к встрече. Ведь ей сказали, что вы…
— Что — я? Умер, что ли?
— Ну да! Так сказали. На дороге убили и в реку скинули.
— Кто сказал?
— Не знаю. К матери приходили. Меня не было дома. Мать еле пережила. А теперь даже не знаю, как ей сказать о вас?
— Не надо бояться. Я сам зайду. Меня не впервой хоронят. А я, как заговоренный, снова возникаю! — хохотнул Николай и вошел в спальню.
— Ты? Не может быть! — приподнялась Арпик, прикрыла рот рукой.
— Откуда ты?
— С того света! Не видишь, что ли? Живой и здоровый!
— А мы по тебе давно сороковины отметили! — вырвалось на ужасе.
— Поторопились меня оплакать!
— Господи! Да как же так? Зачем зло шутить? Ведь мы поверили! Столько денег на поминки извели! А ты живой!
У Николая все внутри похолодело, словно и впрямь только из гроба вылез:
— Выходит, зря выжил. Не стоило воскресать. Коли успели оплакать, мертвецу никто не рад. Его не ждут. И ты уже себя вдовой назвала, свыклась?
— Николай! Это нелепость! Ты жив? — вгляделась Арпик в лицо.
— Кто тебе сказал, что я умер?
— Человек пришел. Такой громадный, лохматый, горластый. И спросил: «Кто тут баба Николая?» А мы с Наташкой вдвоем были. Он не на меня, на нее смотрит. Я на себя указала.
У него глаза на лоб полезли и говорит:
«Я подумал, что ты Колькина бабка! Иль нянька его — молочная! Как ты, старая кикимора, в жены ему досталась? Небось, оттого он и откинулся, что такую клячу под боком имел, какою путний мужик жопу не вытрет?»
Хотела я его выставить. Обидно было такое слушать. Но ведь он сказал, что ты умер. Решила узнать, где и что случилось? Спросила его, где ты, что с тобой?
«Слинял он к блядям от тебя! На тот свет. Хоть там усекет, какую бабу человек должен брать в жены! Там всякие, полный цветник! Выбирай любую, лишь бы справился!»
— От чего умер, когда? — спросила я его.
«Как мужик помер! В пути! Рэкетиры попутали. Кольку и Григория завалили, размазали насмерть. Только один живой остался. Сумел смыться вместе с фурой. И мне вякнул, как все было. Я тех гадов надыбаю и шкуру до самых мудей с них спущу. Это как два пальца обоссать…»
Я так и не поняла, при чем это? И спросила, когда и за что тебя убили? Он сказал:
«Рэкет, баба, не окурок в заднице! Не вытащишь, когда припечет. Это бандиты. Они за грузами охотятся. Отнимают. А водил — мокрят! Доперла? Колька умел махаться с ними. Но в этот раз их прижопили кемарящими и пришили. Кольку в реку сбросили с моста, Гришку — под колеса. На том все: нет их нынче. Вот тебе его башли! Тут на поминки хватит. Жаль гада! Кайфовый кент был! Ну да тебе все едино! И на что в свет такие, как ты, вылезают? Хотя! Стоп. Хошь, тебе работу дам! Самую что ни на есть блатную? Башлять будешь знатно. А делать — ни хрена!»
С деньгами у нас на то время и впрямь было туго. Я и скажи ему, что согласна, но какая моя работа? В чем заключается? Он и ответил:
«На капоте машины сидеть будешь. Тебя, страхуевину, не то рэкет, даже киллер, увидит и сдохнет враз. Добровольно откинется. И ни к водилам, ни к грузу прикипать не станет. Не до того. Представляешь, сколько жизней сбережешь? И только подумай, на магистралях после тебя тихо станет. Езжай, катись, хоть на боку. Никто не тормознет. После тебя, как от атомы, ни одной души. Одни усравшиеся жмуры!»
Ну, тут я не выдержала. Выжала его взашей! Негодяй! Так опозорил меня перед дочерью и внуками. Ребятишки Наткины и теперь меня ведьмой зовут и зятю рассказали, что сам черт приходил, мне работу давал. На ступе! А зять, как выпил на твоих поминках, и говорит:
«Эй, теща? Где тот черт? Я ему бутылку поставлю, если он тебя к себе возьмет!» Правда, потом
извинялся! Он все-таки культурный человек!
«Макарыч это был!» — сразу понял Николай. И решил, отдохнув немного, все же найти человека.
— Коля! Расскажи, что случилось на дороге? Как ты выбрался из реки? — села Арпик в постели, укутавшись в одеяло.
— Мне б умыться с дороги! Ведь я на поезде ехал несколько суток.
— Пошли! — нащупала тапки и пошла следом за Николаем на кухню, где Наташа уже накрыла на стол.
Николай рассказал, как встретил Макарыча, согласился работать с ним, как начинал у него и какою была его жизнь на дорогах.
Наташка, слушая, несколько раз всплакнула. Ей было страшно и обидно за человека, какой,
несмотря ни на что, признал ее когда-то в детстве своею дочерью и не обижал, заботился, как о родной.
— А я тебя за невестку принял. Не узнал! — признался Николай.
— Я тоже не сразу поняла. Да и понятно,
столько лет прошло. Все изменились до неузнаваемости.
— Где Павлик теперь? Что с ним? — спросил Николай.
— Уволился. Ушел с моря. Больше не хочет работать на судне.
— Почему?
— Осточертело все! Результат не окупает
риск.
Нет смысла. А судно старое. Новых нет. Их не строят больше. На нынешнем работать — сплошные муки! — говорила Арпик.
— А зарплата? Сплошной смех! Копейки! И те по году не дают! Чем семью кормить? Приходит из рейса, в доме хлеба нет. Дети в школу идут не евши. Вот и плюнул! Занялся бизнесом. Открыл фирму совместно с китайцами. И доволен! Сам ожил. И нам помогает. Вчера привез продукты. Вон, посмотри, мешок сахара, муки, риса. Тушенки целый ящик. Живем. Детей обул и одел. Жена вместе с ним работает. И я им помогаю, — рассказывала Наташка.
— Ты ему сказала о моей смерти?
— Конечно! Разве могла скрывать такое? Ну, Павлик сник. Как-то весь съежился. Жалел, что не поговорил ты с ним. Был уверен, будто сумел бы переубедить отказаться от кочевой жизни. И сказал, что предполагал подобный исход. А вот теперь ему в фирме нужны надежные люди. Но не знаю его планов. Он со мною не очень откровенничает, — созналась Арпик.
— Как с женой у него? Все в порядке?
— Вроде все нормально. Но у нас с нею не сложилось. Не нашли общего языка. В последнее время она очень изменилась. Одевается вызывающе, У нее двое детей, а она юбку такую носит, что мне стыдно за нее. Все наружу! А красится! Я на нее смотреть не могу! Ну, как потаскуха! Сказала Павлику, что жене его скромнее держаться надо, он рассмеялся и сказал, что одежда лишь оболочка, а в своей жене он уверен, как в самом себе.
— Возможно, он прав! Ему виднее! — согласился Николай.
— Ты только глянь на нее! Не поверишь, что это замужняя женщина! Мало ей одеваться легкомысленно, краситься, как путанке, так ведь и курит к тому же! А разговаривает? Сплошной жаргон! И матом хуже мужика кроет! Я ей сделала замечание, как врач, чтобы она при детях не курила. Так она меня на три рубля послала. Я не сразу поняла и к сыну, мол, поясни, куда мне идти надо из своей квартиры? Он покраснел, позвал ее на кухню, там отчитал, а потом за нее извинялся. А эта стерва с тех пор не приходит. Обиделась. И по телефону, когда я звоню, бросает трубку. Детей ко мне не пускает! Моих внуков! Хамка! Терпеть ее не могу! — злилась Арпик.
— Успокойся. Смирись с нею! Главное, чтобы они между собой дружно жили. Не обращай внимания на их недостатки. У нас их тоже хватало, — одернул Николай.
— Я так себя не вела!