Как в тумане я доплелась до кровати и рухнула в постель. В ушах все еще звучали последние слова Финна…
Остаток ночи я почти не спала, а в краткие минуты забытья мне пригрезились зеленые тролли, явившиеся похитить меня. Но в основном я просто пыталась разобраться в своих мыслях, однако лишь окончательно запуталась. Разумеется, я не поверила ни единому слову Финна, но как было бы здорово, окажись я и вправду особенной. Везде и всегда я чувствовала себя чужой и никому не нужной. До недавних пор только с Мэттом у меня были хоть какие-то общие интересы.
За окном рассвело, сквозь шторы в комнату пробрался тусклый свет, защебетали птицы. Я встала, не в силах больше валяться и изводить себя дурацкими фантазиями. Тихонько, чтобы не разбудить Мэтта и тетушку, спустилась на первый этаж. Мэтт и так завел привычку вскакивать раньше всех, чтобы приготовить мне завтрак, а потом отвезти в школу. Пусть выспится хотя бы в выходные.
Мне отчаянно хотелось найти подтверждение того, что мы настоящие брат и сестра. Всю свою жизнь я пыталась доказать обратное, но после слов Финна все во мне восстало против этого. Мэтт — мой брат, и никак иначе! Они с Мэгги пожертвовали всем ради меня. Я изводила их бесконечными капризами и выкрутасами, но они всегда любили меня. Ведь это что-то да значит?
За диваном я отыскала наглухо заклеенную коробку, на которой каллиграфическим почерком Мэгги было выведено: «На память». Тетя никогда не распаковывала эту коробку, мы так и перевозили ее с места на место.
Под дипломами брата, документами тетки и стопкой фотографий с выпускного Мэтта обнаружилось несколько фотоальбомов. Одного взгляда на обложку было достаточно, чтобы понять, какие из них приобретала Мэгги. Она выбирала альбомы в цветочек, горошек или с каким-нибудь веселеньким орнаментом. Матери принадлежал только один — в потертой однотонной коричневой обложке.
В самом низу я нашла потрепанную голубую тетрадку и осторожно достала ее вместе с альбомом матери. Это оказалась не тетрадка, а мой детский альбом. И голубого цвета он был потому, что результаты УЗИ показали, что мать ждет мальчика. Внутри даже лежал немного поцарапанный снимок УЗИ, на котором врач обвел деталь, ввергнувшую всех в заблуждение.
В нормальной семье это стало бы предметом шуток, но только не у нас.
— Ты должна была родиться мальчиком, — не уставала повторять мать.
Многие матери ведут детский альбом, но редко кто забрасывает его, не успев начать. Однако моя мать не оставила в альбоме своей дочери ни единого слова. Все записи были сделаны либо отцом, либо Мэгги. А еще тут были отпечатки моих ножек, данные о росте и весе, а также свидетельство о рождении. Я осторожно прикоснулась к листку, словно пытаясь убедить себя, что мое рождение — реальность, а не выдумка. Я родилась в этой семье, что бы ни думали мы с матерью по этому поводу.
— Чем занимаешься, милая? — раздался негромкий голос Мэгги, и я вздрогнула. — Извини, не хотела тебя пугать. — Тетушка зевнула и провела рукой по растрепанным волосам.
— Ничего страшного, — пробормотала я и проворно запихнула голубую тетрадку в коробку, будто устыдившись чего-то. — Почему так рано вскочила?
— Я у тебя то же самое хотела спросить, — улыбнулась Мэгги.
Она опустилась на пол рядом со мной.
— Слышала, как ты встала. — Она кивнула на коричневый альбом, лежавший у меня на коленях: — Затосковала?
— Даже не знаю.
Мэгги погладила коричневую обложку:
— Ты тогда совсем малышкой была.
Я раскрыла альбом. Снимки шли в хронологическом порядке. Первые страницы были посвящены детству Мэтта. Увидев фото отца, тетушка хмыкнула, затем осторожно дотронулась до снимка и заметила, что отец был очень красивый.
Мы редко вспоминали о нем. Таким образом мы избегали разговоров о матери и ее сумасшествии. Мы старались забыть обо всем, что случилось в первые шесть лет моей жизни, в том числе и отца.
На большинстве фотографий в альбоме был брат. Мать, папа и Мэтт выглядели до нелепости счастливыми. Все трое светловолосые, голубоглазые. Словно сошли с рекламы «Холлмарк»[5].
Но стоило появиться моим фотографиям — и мать как подменили: вечно хмурая, угрюмая. На самом первом снимке мне было всего-то несколько дней. Я — такой умильный карапуз в комбинезончике с голубыми паровозиками, а мать смотрит на меня, как на мерзкое насекомое.
— Ты была такой милой малышкой! — засмеялась Мэгги. — А первый месяц щеголяла во всем голубеньком, потому что ждали мальчика.