– Мне это известно, – последовал тихий ответ.
– Но я не знал, что у вас закрытый монастырь, – осторожно, стараясь не обидеть ее, сказал Лука.
– Согласно нашей традиции, все посетители разговаривают с сестрами нашего ордена только через решетку.
– Но мне понадобится побеседовать с ними лично, чтобы собрать необходимые свидетельские показания. Для этого они должны по очереди прийти ко мне и сделать соответствующие заявления.
Даже сквозь решетку чувствовалось, как аббатиса сопротивляется этому.
– Хорошо, – все же сказала она. – Раз уж мы согласились на проведение расследования, пусть будет так.
Но Лука отлично знал, что сама холодная госпожа аббатиса согласия так и не дала: ее просто поставили перед фактом. Приказ о том, что здесь будет проводиться расследование, был ей прислан магистром ордена, и Лука прибыл сюда по повелению самого папы, так что все равно стал бы допрашивать монахинь, с согласия аббатисы или без оного.
– Для того, о чем я говорил, мне понадобится отдельная комната, куда вызванные мною монахини будут приходить и, поклявшись на Библии говорить только правду, отвечать на мои вопросы, – уже гораздо более уверенным тоном сказал Лука. Стоявший с ним рядом священник одобрительно закивал.
– Я уже приказала приготовить для тебя комнату рядом с этой, – сказала аббатиса. – Мне кажется, будет лучше, если сестры станут давать показания в моем доме, в доме настоятельницы, дабы они могли почувствовать, что и сама я всемерно помогаю расследованию, что я благословляю их и от всей души прошу честно отвечать на твои вопросы.
– А не лучше ли допрашивать свидетелей в другом месте? – тихонько заметил священник. – Например, у нас в монастыре? Ты мог бы приказать монахиням приходить туда и давать показания, а мы бы за ними присматривали. Правление мужчин, знаешь ли… мужская логика… все это весьма действенные вещи, и тебе стоило бы ими воспользоваться. Тут нужен мужской ум, а не сиюминутные женские прихоти.
– Спасибо за предложение, но с монахинями я буду встречаться здесь, – ответил Лука и вновь обратился к госпоже аббатисе: – Благодарю тебя, сестра моя, за оказанное содействие. Я очень рад, что смогу встречаться и беседовать с монахинями у тебя в доме.
– Но мне все же хотелось бы знать, почему ты это предлагаешь? – подсказал ему Фрейзе, делая вид, что обращается к толстому шмелю, с жужжанием бившемуся о свинцовое стекло в маленьком окошке.
– Но мне все же хотелось бы знать, почему ты это предлагаешь? – громко повторил тот же вопрос Лука.
А Фрейзе открыл окошко и выпустил шмеля на волю, навстречу солнечным лучам.
– У нас ходит немало скандальных слухов, и некоторые из них прямо направлены против меня, – не стала скрывать истинной причины своего предложения госпожа аббатиса. – Меня лично обвиняют во многих бедах. Так что будет лучше, если весь монастырь увидит, что расследование идет под моим наблюдением, что именно я благословила его проведение. Я надеюсь, что ты очистишь мое доброе имя от клеветы, отыщешь истинные истоки всех злодеяний и положишь им конец.
– Госпожа моя, нам и с тобой тоже придется отдельно побеседовать, как и со всеми прочими членами ордена, – предупредил Лука и даже сквозь решетку увидел, как вздрогнула аббатиса и как низко она опустила голову, словно он невольно пристыдил ее. – Мне самим Римом приказано помочь монастырю раскрыть истинное положение дел, – решительно прибавил он, но она ничего не ответила.
Слегка от него отвернувшись, она заговорила с кем-то, Луке не видимым, и через несколько минут дверь в их комнату отворилась, и вошла та пожилая монахиня, сестра Анна, что первой встретила их у ворот в день прибытия. Довольно резким тоном она заявила:
– Госпожа аббатиса просила меня проводить вас в ту комнату, которую мы специально приготовили для вашего расследования.
По всей видимости, догадался Лука, на сегодня их беседа с госпожой аббатисой закончена, хотя они так и не увидали ее лица.
Это была очень простая комната в той части жилища аббатисы, где окна смотрели на лес, раскинувшийся за аббатством, так что отсюда не видны были ни кельи монахинь, ни крытая аркада, ни двор перед собором, ни люди, приходившие в монастырь или уходившие из него. С другой стороны, и монахини не смогли бы увидеть, кто именно идет к Луке давать свидетельские показания.
– Благоразумно, – заметил Пьетро.
– И другие ни за кем проследить не смогут, – весело подхватил Фрейзе. – Может, еще и мне встать снаружи да следить, чтобы никто вам не мешал и не подслушивал?
– Да, это было бы хорошо. – Лука подтащил к пустому столу стул и уселся, ожидая, пока брат Пьетро подготовится – вытащит бумагу, перо для письма и склянку с чернилами. Наконец клирик устроился напротив и выжидающе посмотрел на Луку. Все молчали. Лука, чувствовавший невероятную ответственность в связи с возложенной на него трудной задачей, беспомощно поглядывал на Пьетро и Фрейзе, но не говорил ни слова. Наконец Фрейзе не выдержал: улыбнулся, желая подбодрить своего «маленького господина», взмахнул рукой, точно флагом, и воскликнул:
– Вперед! Не надо бояться: тут и без нас все настолько плохо, что хуже мы сделать просто не сможем.
Лука прыснул со смеху, как мальчишка, и сказал:
– Да уж, и впрямь похоже, что так. – Потом, глядя на брата Пьетро, он приосанился и решительно заметил: – По крайней мере, мы хоть ее имя знаем.
Фрейзе тут же кивнул, подошел к двери и попросил сестру Анну:
– Позови, пожалуйста, сестру Урсулу.
Сестра-алмонер тут же явилась и села напротив Луки. Он старался не смотреть в ее прекрасное, безмятежно спокойное лицо. Ее умные серые глаза, казалось, улыбаются ему с неким тайным пониманием, словно существует нечто, известное лишь им двоим.
Он вел допрос вполне официально: записал ее имя, возраст – двадцать четыре года, – имена ее родителей и срок пребывания в монастыре. Оказалось, она прожила в аббатстве уже целых двадцать лет, с самого раннего детства.
– Скажи мне, сестра, что, по-твоему, здесь происходит? – спросил у нее Лука, несколько осмелев от осознания собственной значимости, чему немало способствовали верный Фрейзе, стоявший у двери на часах, и брат Пьетро, деловито склонившийся над бумагами.
Сестра Урсула потупилась, изучая простую деревянную столешницу, и тихо сказала:
– Не знаю. Но порой тут случаются странные вещи, и все это очень тревожит меня и других сестер.
– Какие именно?
– У некоторых монахинь бывают видения, а две из них уже несколько раз вставали и ходили во сне – с закрытыми глазами, как лунатики; причем они не только вставали с постели, не просыпаясь, но и покидали свои кельи. Одна, например, перестала есть ту пищу, которую всем подают в трапезной, и морит себя голодом. Убедить ее хоть что-нибудь съесть совершенно невозможно. Есть и еще кое-какие проявления этой неведомой напасти…
– И когда все это началось? – спросил Лука.
Она устало кивнула, словно вполне ожидала этого вопроса.
– Примерно три месяца назад.
– То есть когда в монастыре появилась новая аббатиса?
Последовал еле слышный вздох.
– Да. Но я убеждена: она к этому никакого отношения не имеет. И я бы не хотела давать показания, которые могли бы быть использованы против нее. Наши беды и впрямь начались именно тогда – но вы, должно быть, уже знаете, что она и сейчас никаким авторитетом среди монахинь не пользуется, а тогда и вовсе была новенькой и совершенно неопытной; кроме того, она всегда честно признавалась, что в монастырь идти совсем не хотела. Любому монастырю нужен крепкий руководитель, строгая и справедливая настоятельница, которой ее дело действительно нравится. А наша аббатиса до прихода сюда вела жизнь, полностью защищенную от любых невзгод, была обожаемой дочерью крупного землевладельца; ей прощались любые прегрешения, она росла в огромном богатом замке и, разумеется, не имела никаких навыков по управлению святой обителью. Она же росла не здесь, так что ничего удивительного, что она понятия не имела о нашей жизни и о том, как этой жизнью управлять.