Сначала Глеб предложил маме свои услуги: он ей купит — с колько? — десять, двадцать, тридцать кремов!
— Столько не нужно, — сказала мама, — хватит и пяти. Спасибо, милый, добрый мальчик.
Вова уже хотел крикнуть: «Подумаешь, я тоже могу купить», — но, вспомнив, что замышляется обман, ничего не сказал, а взглянул на Глеба и даже удивился, заметив, какой тот красный и несчастный. Вова-то думал, что только ему трудно говорить маме неправду.
И все-таки Глеб мужественно скормил купленные кремы Завре, а маме наврал, что деньги потерял. При этом у него был такой несчастный вид, что мама к большому неудовольствию Вовы приголубила Глеба:
— Пустяки, мой мальчик, потерял, и ладно. Не нужно так переживать. Какая все-таки у тебя восприимчивая натура!
Вова просто разрывался между желанием заслужить такую же мамину нежность и пониманием, что лучше уж пусть без нежности, но и без обмана.
Пришла очередь Лиле хитрить, унижаться и жертвовать. Сколько уж лет она коллекционировала пишущие ручки. На дни рождения, на Новый год, 8 Марта, а иногда и Первого сентября она обязательно получала от всех, кто хотел ей сделать подарок, пишущие ручки. И каких только ручек у нее не было: и крохотные, как узенький карандаш, и такие большие, что в трех пальцах их и удержать было почти невозможно, и деревянные, и пластмассовые, и металлические, и трехцветные, и даже одна семицветная, и с баллончиками, и с золотым пером, и всякие иностранные, и с игрушечной рыбкой, плавающей в прозрачном кончике ручки, и с розочкой, и даже со звоночком. И вот теперь собрала она свою замечательную коллекцию ручек и пошла ее распродавать в школе. Она даже аукцион устроила в заранее намеченный день:
— Один рубль десять копеек! Один рубль десять копеек — кто даст больше?.. Раз, два... Один рубль сорок копеек, один рубль сорок копеек. Один рубль сорок копеек — раз, один рубль сорок копеек — два, один рубль сорок копеек — три... получите вашу ручку...
Домой Лиля вернулась всего с двумя ручками — японской и с золотым пером. И то за этими ручками обещали прийти.
Ночь она проплакала, вспоминая свою коллекцию, а на другой день отправилась в магазин «Ландыш» за кремами. Некоторые женщины подходили и говорили: «Дайте «Ладу», «Дайте «Бархатный», «Дайте «Молочко». И еще много слов мелькало: «Восторг», «био», «для рук», «после бритья». Это даже обеспокоило Лилю: что же выбрать? У прилавка толпились. Но в конце концов и она протиснулась к прилавку, увидела ГРУДУ бумажек с мелкими буквами и принялась их читать одну за другой. Оказывается, кремы-то все были разные: и для увядающей кожи, и для нормальной, и для сухой, и увлажняющие, и со всякими веществами, цветами и травами. И «Молочко* тоже было разное: с экстрактом облепихи, например. Ее толкали, шутили: «Девочка, тебе еще рано кремы», «Не мешайте ей — она учится читать», «Девочка, отойди, не мешай взрослым». Но она продолжала изучать бумажки с описанием кремов. Наконец остановилась на тех кремах, на которых было написано «питательный», и на «Молочке» двух сортов.
Лиля принесла домой столько кремов, что братья вздохнули с облегчением: теперь, казалось им, можно быть спокойными несколько месяцев. Лиля даже маме выделила пару кремов — «от дочери и сыновей», и долго еще все сослуживцы мамы удивлялись, как она сумела воспитать таких внимательных детей.
Однако в конце концов исчезли и эти два выделенных Лилей маме крема. Их детеныш оказался прожорливым, и теперь уже Ивасику и Вове предстояло добывать пропитание Завре. Они решили просить милостыню. Для верности пошли в самый большой универмаг. Вова встал у самого прилавка, а в стороне поставил Ивасика, чтобы тот учился. Вова видел такой фильм и всё сделал по фильму.
— Подайте, ради бога, нищему копеечку, — загнусавил он,
Сначала он сказал это совсем тихо, и на него не обратили
внимания. Вроде и не шумно было в универмаге, а каждый
слышал только соседа. Но у Вовы был сильный голос, и он
крикнул во всю мочь:
— Подайте, Христа ради, нищему копеечку!
Возле него начал толпиться народ.
— Съемки кинофильма, что ли?
— Какие съемки? Мальчик одет по-современному!
— Мальчик, ты что, с ума сошел?
— Вызовите «скорую помощь»!
— Он на спор, да, мальчик?
Сквозь толпу протиснулся милиционер и взял его за руку:
— Пройдем со мной в милицию.
В милиции Вова расплакался, что совсем не входило в его намерения,— он ведь, по его представлениям, был уже совсем взрослым парнем. Все, кто был в это время в комнате милиции, стояли вокруг него.