Герцог кивнул.
— Не сердись на меня, малыш, а прими мои поздравления. Она тебе очень подойдет. Герцог бросил на него быстрый взгляд.
— Да, конечно, и что я за человек такой, что позволяю себе так говорить о ней. Не слушайте меня! Она само воплощение кротости и доброты.
— Прими и мои поздравления, — сказал Мэттью. — Не думай, что удивил нас, все мы знали, что ты собираешься сделать ей предложение.
— Я и не скрывал! — согласился Джилли. Он был искренне рад.
— Шарлотта тоже обручена, — заметил Мэттью. — Ты знаешь об этом? С Альфредом Тирском.
— Конечно, знаю, — ответил Джилли. — Собственно говоря, я бы не хотел давать на этот брак своего согласия.
— Не дать согласия на этот брак? — повторил Мэттью, уставившись на него в неподдельном изумлении.
— Да, у меня было такое намерение, но как все мои намерения оно ничем так и не закончилось. Твой отец прислал мне письмо, в котором выражал надежду на то, что этот союз получит мое одобрение. Вот только я его не одобряю. Совсем нет!
— Как будто для моего отца твое согласие так уж важно, — рассмеялся Мэттью. — Да будет тебе разыгрывать нас, Джилли.
— Я разыгрываю? Ты забываешься, Мэтт! — отрезая Джилли. — Позволь напомнить тебе, что теперь я пива семьи, и пора мне утверждаться в этом качестве.
— Значит, ты утверждаешься, Адольф? — улыбнулся Гидеон.
— Нет, нет, я еще только учусь! Я настолько легкомыслен, что и не знаю, когда я утверждаюсь, а когда навязываю свое мнение весьма дерзким образом, что никуда не годится.
Гидеон опустил руку на его плечо и крепко сжал его, но так как в эту минуту в комнату вошел Рэгби с подносом, то ничего не сказал.
— Все это ерунда! — нервно произнес герцог. — Я же сказал, все это моя меланхолия. Гидеон лениво улыбнулся ему с высоты своего роста.
— Бедняга! — сказал он.
— А ты — драгун несчастный! — отозвался герцог, предпринимая жалкую попытку взбодриться. — Вари свой пунш!
Мэттью взял один из лимонов и разрезал его пополам, припевая:
— Один кисло, два сладко, четыре крепко, а восемь слабо! Ты добавишь розового шампанского, Гидеон?
— Нет, — ответил тот, отпуская плечо герцога, и начал отмеривать ром. — Только арак[3], дитя мое. Ничего, кроме арака!
— Только деревенщины добавляют арак вместо шампанского, — важно сказал Мэттью, но тут же пожалел об этом.
— Вы только посмотрите на нашего знатока! — воскликнул Гидеон, обращаясь к Джилли. — Продолжай, Мэтт! Есть ли у тебя еще замечания относительно изящного вкуса?
Лицо молодого мистера Вейра, красневшего по любому поводу, вспыхнуло.
— Нет, но я прав! Джилли, ты бываешь на всех светских приемах. Скажи, должно быть розовое шампанское, ведь так?
— Конечно, ты прав, но только у нашего Гидеона ярко выражены наклонности скряги, — ответил герцог, черпая ложкой сахар из миски и снова просыпая его туда. — А что, Мэтт, Шарлотта и вправду хочет выйти замуж за Тирска?
— Боже мой, конечно, она рада до смерти, — весело ответил Мэттью.
— Господи!
— Да, знаешь ли, для нее это очень выгодная партия. Ахда, ты думаешь, что Тирск будет не слишком верным супругом? Ей это безразлично при условии, что и он не будет следить за ее поведением слишком внимательно, и я готов поклясться, что уж он-то не будет, потому что у него есть любовница, которую он содержит вот уже несколько лет. По крайней мере, по городу ходят подобные слухи, и по-моему, они небезосновательны. А ты что думаешь?
— Но какова парочка! — сказал герцог.
— Впрочем, — великодушно признал Мэттью, — никто не может упрекнуть моего отца за то, что он подцепил Тирска. Тебе ведь известно, что он дьявольски богат, кроме того, у него титул, а у отца еще четыре дочери, о будущем которых надо позаботиться. Что же касается Шарлотты, то ты зря придираешься к ней, Джилли. Ведь ты сам себе хозяин и поступаешь по своему усмотрению. Тебе не нужно жить в Кройлейке под надзором матери и пять вечеров из семи разливать чай для целой компании нужных святош. Даю тебе слово, это вынести невозможно!
К тому времени вскипел чайник. Гидеон снял его с полки в камине, где обычно подогревалась пища, и вылил щербет, находившийся в нем, в ром. Нежный аромат поднялся из чаши. Он помешал смесь, всецело поглощенный этим занятием. Но герцог, уловив нотки горечи в голосе Мэттью, испытующе посмотрел на него. Мэттью отвел взгляд и принялся рассказывать о проказах, которыми славился Оксфорд.