Росинский спросил:
- Адриан Станиславович, вам не кажется, что во дворце готовится переворот? У меня лично именно такое впечатление.
- Да, - согласился Елисеев, - я тоже об этом подумал. Но что мы можем сделать? Мы всего лишь сторонние наблюдатели, наше дело - культурный обмен, к тому же в ограниченных пределах, - на уровне, не превышающем возможностей данной цивилизации... а заговоры и перевороты - это, знаете... здесь мы не компетентны.
- Но если нас втягивают в эту авантюру? Не напрасно же Гилакс агитирует. Неужели мы не вправе просто предупредить Правителя?
- Вмешательство во внутренние дела...
- Ну какое это вмешательство, Адриан Станиславович? В конце концов, заговор, переворот - это почти наверняка кровопролитие, бунт, черт-те что... Почему вы считаете, что мы не вправе остановить это?
- Вы знаете позицию Федерации в таких вопросах.
- Знаю, знаю! Но - повторяю - нас ведь втягивают в заговор, мы не сами придумали в него вмешиваться. Гилакс наверняка играет важную роль в предстоящем, я уверен в этом. Почему нельзя хотя бы просто сказать ему, что мы хотим сообщить о его предложениях главе Тофета?
- Это только ускорит ход событий.
- Да... пожалуй, вы правы. Но я не могу вот так сидеть и ожидать неведомо чего. Мне это противно.
- Давайте отложим эту тему до возвращения в консульство. Здесь, на балу... вам не кажется, что мы ведем себя не слишком осторожно?
Росинский прошелся взглядом по колоннам, обернулся и оглядел стену позади себя, словно ища что-то.
- Вы думаете, нас могут подслушивать? - спросил он.
- Я думаю, нам лучше помолчать, - ответил консул.
В просвете между колоннами мелькнула фигура Хеддена, и Росинский сорвался с места. Через минуту он вернулся с социологом.
- А что это вы тут прячетесь? - удивился Богдан Маркович, увидя за колоннами консула.
- Отдыхаем, - объяснил Елисеев. - И шум здесь не очень слышен.
Бал, как обычно, закончился вскоре после полуночи. В сопровождении униформистов сотрудники консульства проследовали к машине. Ольшес, сев за руль, осторожно тронул автомобиль с места, и синее хромированное чудище скользнуло с освещенной площади в темную щель улицы.
- Даниил Петрович, - спросил Елисеев, - вы точно знаете, что магнитофонов у них еще нет? Даже у военных?
- Абсолютно точно, - заверил консула второй помощник.
- И уровень развития радиотехники не позволяет установить в машине что-либо такое... эдакое?
- Можете быть спокойны, - сказал Ольшес. - Подслушивать они пока что умеют только ушами.
- Хорошо, спасибо. Значит, в машине мы можем говорить.
- В консульстве тоже. Но нужно предварительно проверить, не прячется ли кто-нибудь за дверью, - очень серьезно уточнил Ольшес.
Хедден фыркнул, и Елисеев, обернувшись, укоризненно взглянул на него.
- Богдан Маркович, что-то вы никак не хотите понять, что ситуация для нас более чем неприятна. Кстати, вы сегодня говорили с Правителем о поездке в степи?
- Опять не разрешил, - коротко ответил Хедден.
- Жаль. И непонятно, что его останавливает. Вы объяснили, надеюсь, что не собираетесь как-то влиять на жизнь степных обитателей, что они интересуют вас лишь как специалиста по первобытным культурам?
- Да уж объяснил, само собой, - пробурчал Хедден. - Сколько раз, кстати, можно объяснять одно и то же? Только он ведь слушать не хочет. Вообще. Стоит заикнуться о степях - чуть ли не в бешенство впадает.
- Странненько, - сказал Ольшес. - Очень даже странновато. Что это такое они от нас скрывают?
- Почему - скрывают? - удивился Елисеев. - Может быть, это просто чувство неловкости. В конце концов, их страна имеет наиболее высокий на планете уровень развития - и одновременно здесь кочуют в степях полудикие племена.
- Они, кстати, довольно часто оказываются на морском побережье, эти якобы дикие племена, - заметил Ольшес. - А оно от степей неблизко. Зато совсем рядом с очагами цивилизации.
- На побережье? - переспросил Хедден. - Ты откуда знаешь?
- А вот знаю.
- Что делать степным кочевникам у моря?
- Ничего они там не делают. Разбивают лагерь и сидят целыми днями на песке, на воду смотрят.
Елисеев с интересом глянул на своего второго помощника. Конечно, консула предупреждали, что Ольшес - работник особой квалификации, но чтобы так... практически не выходя из здания консульства умудриться собрать сведения о племенах, даже разговор о которых представляет нечто вроде табу... Ну и ну.
- Приехали, - объявил Ольшес, выворачивая руль и подгоняя авто к подъезду консульства. - Вылазь, братва.
- Даниил Петрович, - укоризненно сказал Росинский, - ну что у вас за выражения, стыдно слушать.
- Не вижу, чтобы вы покраснели, - огрызнулся Ольшес.
Тут же вмешался Корсильяс.
- Ты потому не видишь, что темно. А так он весь пылает, и уши у него завяли.
Росинский не выдержал, рассмеялся и вышел из машины. Елисеев на мгновение задержался - додумывал. Странные племена - закрытая тема. Право на власть... Ч-черт... что за путаница?
На следующий день в консульство с утра пораньше явилась Ласкьяри. На первый взгляд в этом визите не было ничего особенного - она вообще приходила к землянам довольно часто, ее очень интересовала жизнь людей, так похожих на ее соотечественников, и в то же время таких других, далеких и непонятных. Она подолгу расспрашивала Елисеева о Земле, о Федерации, и часто повторяла, что земляне пришли на Ауяну из тьмы будущих времен. Елисеев смеялся и уверял ее, что будущие времена - отнюдь не тьма, а наоборот, довольно ярко освещенное место, но Ласкьяри в таких случаях бывала предельно серьезна и говорила: "Не спорьте, я лучше знаю". Работники консульства посмеивались над Адрианом Станиславовичем - девушка не скрывала своей влюбленности в консула. Но, конечно, всерьез никто не мог отнестись к такому юному существу. Впрочем, Ласкьяри никому не мешала, скорее наоборот - с ее помощью многое становилось яснее. Дочь первого министра, как ни говори...
Но в этот раз Ласкьяри не стала задавать вопросов о Земле. Она пришла в кабинет Елисеева, забралась в кресло, свернулась клубочком и очень долго молчала. Елисеев занимался делами, не обращая на девушку особого внимания, - он давно привык относиться к ней как к дочери.
Наконец Ласкьяри заговорила.
- Знаете, меня скоро выдают замуж.
Елисеев изумленно уставился на нее.
- Замуж? Но вы слишком молоды, Ласкьяри. У вас ведь выходят замуж гораздо позже, не так ли?
- Есть исключения, - спокойно пояснила Ласкьяри. - Для детей тех, кто имеет право на власть.
- Послушайте, Ласкьяри, - решительно сказал консул, - мы здесь уже больше полугода, но такого любопытного выражения до сих пор не слышали. Что значит - "право на власть"? Разве может быть так, чтобы один человек имел право на власть, а другой - нет? Разве не все люди одинаковы?
- Само собой, - согласилась Ласкьяри. - При рождении все абсолютно равны. Дублатами становятся немного - или намного - позже.
- Кем... кем становятся?
Ласкьяри посмотрела на Елисеева странным, тяжелым взглядом. Консулу стало не по себе - уж очень не вязалось такое выражение глаз с юным личиком. Он ждал ответа, но Ласкьяри выбралась из кресла и направилась к двери. Взявшись за ручку, она обернулась и сказала:
- Я не могу вам сейчас рассказать... Но вы не забывайте: я на вашей стороне.
- Как это может быть? - удивился консул. - Вы - на нашей стороне? На стороне Земной Федерации - против родной планеты? И в чем, в каком деле вы на нашей стороне?
Ласкьяри улыбнулась.
- Вы не поняли меня. Земная Федерация тут ни при чем. Я говорю о вас, господин консул. Только о вас.
И вышла.
Немного подумав, Елисеев по внутренней связи вызвал Ольшеса.
Несколько дней ничего нового, а тем более тревожащего не происходило, и Елисеев начал склоняться к мысли, что Ласкьяри либо что-то напутала, либо просто разыграла его, - тем более, что девушка заходила в консульство, как обычно, и задавала вопросы, слушала, смеялась... в общем, вела себя совершенно спокойно и разговоров на таинственные темы больше не заводила. Правда, все эти дни Елисеев почти не видел Ольшеса, но, спросив секретаря о втором помощнике, всегда получал точный ответ - куда сегодня отбыл Даниил Петрович, по какому поводу и на какое время. Так что причин для беспокойства у консула как будто бы не было.