С его уходом из моей жизни мой мир стал иным. Не хочу больше рисковать ничем. Слишком хрупка жизнь. За мгновение можно потерять всё.
Подъезжаем к элитному жилому комплексу, нас пропускают согласно документам, подтверждающим, что мы работники управляющей компании. Парни подсуетились, оформив внешнее прикрытие.
Забираемся на лифте на предпоследний этаж, звоним в дверь.
– Кто? – рычат из-за бронированной двери.
– Это Ваша соседка. Вы меня заливаете, -звонко верещу фальцетом.
– Я вас не знаю.
– Я живу на два этажа ниже.
– Чо Вы ко мне приперлись? – в глазке мелькает глаз.
Мы втроем маячим перед глазком.
– На нижних этажах уже проверили. Сухо. Значит, течь от вас!
– Сейчас в УК позвоню, уточню.
Ждем минут десять. Наконец дверь распахивается. На пороге мужчина. На вид лет сорок, невысокий, жилистый. С виду обыкновенный такой. Похож на человека. Не скажешь, что зверь…
Проходим в квартиру, плотно прикрывая за собой дверь.
Василевский делает вид, заходит в ванную.
– Нам бы пройти, – Петров рвется на кухню.
– Не стоит, – мужчина в темных джинсах, с голым торсом, преграждает Ивану дорогу. – Вас интересует стояк? Он проходит в туалете. Там, за шкафчиком.
Ванька нарывается, сдвигает жилистого широкими плечами, подпирает к стене.
Жигалов прорывается на кухню, распахивает дверь. На маленьком диване сидят два напуганных ребенка- двойняшки, лет по восемь.
– Какого ляда? – орет Резвый, с перекошенным лицом кидается с кулаками на Петрова.
Темный взгляд Ивана разрезает лицо бандюги пополам:
– Дети-то не твои! – рычит грозно. – У нас на них сводка была. Пропали четыре года назад из села под Краснодаром.
– Мои! Загрызу твари ментовские!
Я нервно оборачиваюсь на тихий шорох. Со стороны спальни на меня надвигается женский силуэт с пистолетом в руке.
Страх сковал мои руки, не могу снять пистолет с предохранителя.
Жигалов делает резкий выпад, и падает на женщину. Но прежде она успевает выстрелить.
Запах пороха въедается в ноздри…
Так больно! Будто ребра раскрошились.
Сползаю по стенке на пол.
Карие глаза Петрова наполняются ужасом и тревогой.
– Полина! Полиночка! – кричит, бросаясь ко мне. Расстегивает мой броник, рубашку. Осматривает внимательно тело.
Целует мое лицо. Его губы горячие и такие нежные.
– Иван, – шепчу еле слышно, – не надо.
Мужчина будто не слышит. Продолжает целовать, причитая:
– Господи, ты жива!
В квартире становится многолюдно. Спецназ выводит плененного Резвого с женой. Уносят детей.
А наша опер группа замерла. Я сижу ровно на опке, понимая, что попала в глухой переплет. Петров поет мне серенады, а Василевский и Жигалов застыли в шоке.
Ваня в запале пытается поцеловать в губы. Резко сворачиваю голову влево, кричу:
–Петров, я не Полина. Я – Виталина – ее близняшка!
Гудящая тишина виснет в холле.
Три пары удивленных глаз пригвождают меня к стенке. Даже не вижу, просто чувствую. Знаю…
Ваня поворачивает мое лицо к себе, наклоняется к моим волосам. Вдыхает.
– Кокос и ромашка… – цедит он гневно.
– Что? – спрашиваю удивленно.
– Полинкины волосы пахнут апельсином!
– Я же говорила, что я не она!
Василевский отодвигает от меня ошарашенного Петрова, помогает подняться. Смотрит ядовито:
– Ну, Виталина, кажется, ваши дела плохи. Придется с Вами разбираться, каким образом Вы оказались здесь. Если подмена подтвердится, то вас обеих ждет расследование. А может и того хуже…Майору решать!
Васюта поворачивается ко мне обиженной спиной, выходит из квартиры.
Плетусь за ним, придерживая ребра рукой.
Безумно больно.
А главное, страшно. Что ждет впереди.
Ведь сейчас я подставила нас обеих.
Глава 47
Полина
Возвращаюсь с Виталинкиной работы рано. Там я уже успела подложить маленькую свинку – подписала проект для ремонта нового офиса. Пусть папочка получит сиреневые стены и фиолетовые столы. А то у него Виталина – золотце, а я – никто, девочка-гордячка из трущоб, не желающая жить за его счет.
Поймет, что его Виточка – не небожитель, золотая девочка, а простой человек, способный на ошибки.
Как и мы смертные!
Осталось завершить кровную месть еще одним благовидным поступком – разлучить его с любовницей. Тогда я смогу спокойно вернуться на службу, вернуть себе свою жизнь.
Виски встречает недружелюбно, скалится.
– Иди к черту! Еще ты будешь мне угрожать, – тычу пальцем паршивому шерстяному засранцу, повелеваю убираться подальше.