Выбрать главу

— А я прошел сквозь это, — отозвался Бочан, — страхом страх попрал. Я готов умереть, не жалея ни о чем. Всё в душе сгорело. Ни к чему не влечет. Тянешь лямку по инерции — и это всё. Красные термиты-подлецы гложут мозг, сводят с ума.

— Держитесь, Бочан, — подбадривал Пивоваров, — одна пчела лучше роя мух. Такие как вы — богатство народа. Мы живем на рубеже эр, на стыке цивилизаций, в годы, когда из вякающего уродца, зачатого в бурях войн и революций, начинает выглядывать облик грядущего.

— Не коммунисты ли, по-вашему, водители в грядущее счастье для всех? — Насторожился Бочан.

— Ну, что вы! — воскликнул Пивоваров. — Думаю, что никто, кроме кодла в Кремле, не считает коммунистов достойными вести человечество в будущее. Даже в народных демократиях, пересиливая страх, ратуют за свой путь. Сейчас в нашей стране новая общественная формация — ультраимпериализм партократии, диктатура профессиональных уголовников, разгул великодержавного шовинизма озверелых держиморд. Это — козырь в руках смерти — факельщики атомного побоища…

— Ай да, сынок! — воскликнул искренно восхищенный Речиц.

— Да, просветили парня, смотрит в корень; этого не ссучат, не замутят.

Этапника, произнесшего эти слова, Пивоваров прежде не замечал. Да и можно ли было отличить его от других? В чунях и выцветшем тряпье, изможденные, перегоревшие казались эти люди одинаковыми как китайцы для впервые увидевшего их европейца.

Бочан представил незнакомца. С деланной, но не насмешливой торжественностью сказал: «Имею честь: Петр Борисович Славин. Генетик. За морганизм-менделизм, против Лысенко — 25 лет. Яснейшая голова. Доцент и кандидат. Из Ленинграда.

С любопытством и сочувствием все смотрели на темное, высохшее, как бы опалённое лицо невысокого сутулого человека с русой порослью щек и выцветшими светлыми печально-строгими глазами.

Славин почувствовал, что должен что-либо сказать, присоединиться к общему греху крамольного разговора, приобщиться к общей опасной ответственности.

— Молодой человек (кивок в сторону Пивоварова) сказал сейчас, что на верхотуре страны — шпана, профессиональные мучители с врожденными преступными наклонностями. Это очень меткое замечание. Это свежая и глубокая мысль.

Вздохнув, продолжал:

— Вспомните лица вождей и их подручных. Соберите их фотографии; сколько угодно фотографий. Разложите перед собой. Всмотритесь. Ведь это рожи бандюг. Им бы только в кино — на роли маникальных убийц, садистов, истязателей, вурдалаков. Представьте себе их в кино… И это не случайность. Всех этих шишкомотов в центре и на местах десятки лет тщательно отбирали и отбирают. Решающим для выбора, для возвышения, для попадания в касту правящих было и есть одно: врожденная предрасположенность к злодейству и соответствующая житейская практика.

— Давай, давай Петя! — оживленно подзадоривал Славина Бочан. — Крой генетикой! Ложи сосов на лопатки! Бодай их хромосомой!

— Скажу и с точки зрения генетики, — продолжал Славин, — потому, что Вы, как и почти все в стране, не могли об этом прочесть. В очень узком кругу это поняли и одних за это сразу укоротили, а других — с проволочкой.

Так вот, генетика доказала, что преступные склонности — факт, а не выдумка. Уголовная психика — следствие генетических дефектов. Таких людей можно отобрать из массы. Они охотно становятся кровопийцами, пытателями, начальниками-произволыциками. К примеру — Сталин. Я убежден, что у него аномальный состав хромосом и, как следствие, генетически-запрограммированная жажда злодейств. Они, гады, чуют, что генетика срывает с них маску и поэтому так лютуют, так корчуют генетиков…

— Петр Борисович, — попросил Бочан, — распахни-ка перед нами несмышленышами крылья, копни поглубже. Расскажи о нутре руководящих; ну хотя бы то расскажи, что говорил мне в палатке на Сивой маске и в котловане за Салехардом.

— О руководящих… Ну, хорошо. Но еще и о творцах, о новаторах.

Лицо Славина стало ещё строже. Кожа, обтягивающая скулы — еще темнее, а белесый взгляд пристальнее, требовательнее.

— Руководящая и, тем более, творческая работы требуют высокого интеллекта. Необходимо, чтобы был хорошо развит тот нейронный слой, который ведает анализом, обобщениями, абстрактным мышлением, а также самый верхний слой, ведающий глубоким проникновением в неизвестное; — это также слой творчества, воображения, фантазии, новаторства, особо высокой степени осознания интуитивных процессов…