— Теперь ты все знаешь!
— Да, теперь знаю, — раздраженно согласился он. — Я приписывал твой утомленный вид дороге, а на самом деле… — Он снова изумленно посмотрел на ее живот. — Ты ждешь ребенка. — Он с трудом выговорил эти слова. — Как это могло случиться, Эльвира?
Она смело встретила обвиняющий взгляд, но не смогла его выдержать и опустила глаза.
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответила?
— Нет. Ты права, не хочу! — Леонардо уже едва сдерживал гнев. — Неужели ты не понимаешь, что твой отец заболел от беспокойства за тебя?
— Откуда ты знаешь?
— Он звонил мне вчера.
— Почему тебе? — в смятении спросила Эльвира.
— Сама подумай. Он попросил меня увидеться с тобой и выяснить, почему твои письма так туманны, а звонки так редки. — Леонардо покачал головой, и в его черных глазах мелькнуло презрение. — Мне, разумеется, не хотелось бы рассказывать ему о причине.
— Значит, он все еще не знает о ребенке? — поспешно спросила Эльвира.
— Похоже, нет, — холодно ответил Леонардо. — Он ведь не умеет притворяться. Его беспокоит тот факт, почему ты бросила университет и стала нянькой.
— Но я писала ему и говорила по телефону, что жить в Англии все равно что получать образование! — возразила Эльвира.
Она действительно регулярно писала отцу короткие письма, избегая упоминаний о своих трудностях и переживаниях. Она сообщала, что вернется и закончит обучение в университете, но не уточняла когда. Отец ничего не спрашивал, и Эльвира решила: ей удалось убедить его, что она просто хочет повидать мир.
— Я пишу ему каждую неделю!
В голосе Леонардо по-прежнему сквозила холодность:
— Он об этом говорил. Он подозревает, что ты несчастна, но не может понять отчего. Поэтому и просил меня повидаться с тобой. — Леонардо снова усмехнулся. — И вот я здесь.
— Тебе не стоило беспокоиться.
— Да, ты права. Не стоило. — Его губы скривились, когда он обвел взглядом комнату с голыми стенами, полки, заставленные пластинками и кассетами, на месте которых должны были стоять книги, убогий кремовый ковер, испещренный шоколадными пятнами… — Ты выбрала отличное убежище! — протянул он с сарказмом.
Его критика была обоснованной, но тем не менее привела Эльвиру в ярость. Она попыталась отыскать в создавшемся положении хоть что-то положительное и сказала:
— Мне нравятся эти мальчики. Я полюбила их.
— Ты имеешь в виду двух сорванцов, которые выскочили на своих велосипедах прямо под колеса моей машины?
Эльвира побелела.
— Они не должны кататься на дороге и знают об этом! — Как же она недосмотрела?
Леонардо прищурился, глядя на ее побледневшее осунувшееся лицо, потом перевел взгляд на раздавшееся тело и почувствовал, как закипает в нем кровь. Как и после смерти жены, его снова охватило болезненное ощущение несправедливости. Однако это чувство длилось доли секунды. На этот раз он еще может что-то предпринять.
— Ответь мне на один вопрос, — потребовал он.
Эльвира настороженно взглянула на него.
— Я не назову имени отца ребенка, если ты об этом.
— Нет. — Он уже почти улыбался. Почти. Он предвидел подобный ответ и был даже рад ему. Знание — опасная вещь, и если бы он узнал правду, то, возможно, попытался найти ублюдка и… и… — Тебя что-нибудь держит в этом доме?
— Вообще-то нет. Только… близнецы.
Ее ответ о многом говорил. Значит, отец ребенка живет не здесь, понял Леонардо. Слава Богу.
— Тогда поднимайся наверх и собери вещи, — отрывисто приказал он. — Мы уходим.
Это было настолько неожиданно, что Эльвира растерялась.
— Куда?
— Куда угодно, — проскрежетал Леонардо. — Подальше отсюда.
Она отрицательно покачала головой.
— Я не могу уйти…
— Можешь!
— Мальчики нуждаются во мне!
— Возможно, — согласился Леонардо. — Но твой ребенок нуждается в тебе куда больше. Посмотри на себя, ты же явно недоедаешь и недосыпаешь! — Он уже с трудом сдерживался. — Давай, собирайся.
— Я никуда не пойду! — упрямо повторила Эльвира, начиная злиться.
Леонардо печально улыбнулся. Он надеялся, что ему не придется прибегать к силе, но мог быть безжалостным, когда знал, за что сражается.
— Тебе придется, — мрачно заявил он.
Эльвира, дерзко вздернув подбородок, с вызовом посмотрела ему в глаза.
— Ты не можешь заставить меня, Леонардо!