— Ева, Евушка! Не расстраивайся так, побелела прям…
— Почему? Зачем он сделал это? — я вцепилась в столешницу, пытаясь пережить еще одно потрясение. — Что я ему сделала? А Султан, как теперь…
— Я не знаю, он только дико смеялся, кричал, что изничтожит все Шатиловское отрепье на корню… так что не ходи больше туда, нету там ничего.
— Есть! Там мой конь! Я не оставлю его там! — я стала рассеянно помешивать подтаявшее мороженое, аппетит совсем пропал.
— Если банкир не продаст Султана… или еще чего похуже…
— Зачем продаст?
— Сбесился твой конь, не подпускает никого, кроме Мити моего, пинается, на дыбы встает. Новый хозяин велел его кормить лучше, чистить, чтоб блестел, видно к продаже готовит. Сказал, чтоб за десять дней Митя ему товарный вид придал. Так что не собирается он его у себя оставлять. Вот такие дела…
Да, дела! Я уж думала, что хуже некуда. Ладно, паспорт случайно со мной остался. И у меня меньше десяти дней, чтобы вырвать своего любимого коня из лап негодяя. Я ни за что не оставлю его в беде, мы с Султаном одно целое, я не дам продать его… я украду его, если по-другому не получится. А завтра все-таки попытаюсь поговорить с Сироткиным, и пусть Тимур даже не пытается отговорить меня не соваться в осиное гнездо. Пришло время поворошить там палкой хорошенько!
Попрощавшись с Еленой Васильевной, я прикупила продукты и вернулась в квартиру Тимура. Замесила тесто на курник, поставила вариться мясо на борщ, прибралась в квартире, даже вымыла окно. Снова переоделась в футболку друга, выстирала свою единственную одежду — черную водолазку и брюки, нижнее белье. Потом долго возилась с ужином, поставила в духовку курник так, чтоб он был готов к приходу Тимоши. Готовый уже борщ укутала пледом, настаиваться. Устала даже.
Присела на диван, снова, как утром внимание привлек ноутбук. Соблазн был так велик, но я не смогла без разрешения включить его. По телевизору показывали хиты, попавшие в десятку лучших. Вдруг послышалась любимая песня моей мамы, она всегда напевала ее. Пели дуэт «Не пара», песня называется «Милая». Я слушала как завороженная, не в силах даже пошевелиться, даже смахнуть слезы, катившиеся по моим щекам. Мамочка, мамочка моя! Я никогда больше не увижу тебя, даже ни одной фотографии не осталось на память… и папу тоже… только в памяти моей вы остались…
Песня закончилась, но не закончились слезы, рыдания душили меня, душа болела невыносимо. Я повалилась на подушки и разрыдалась. Даже не слышала, как открылась входная дверь и в комнату вошел Тимур, только почувствовала, как он поднял меня с подушек и крепко прижал к себе.
— Ну, ну! Ты чего? Тише, моя девочка! Что случилось? — он отодвинул меня, вытирая слезы, смотрел в глаза.
— Песня… песня… мамина… любимая… Тимоша, этот гад не оставил мне ничего, все сжег… даже ни одной фотографии не оставил…. будь он проклят, сволочь он… ни одного снимка… — рыдала я на груди у друга. Тимур зашуршал пакетом и положил что-то тяжелое мне на колени.
— Смотри Ева! Не плачь, посмотри, что я тебе принес!
Я посмотрела на вещь и не поверила своим глазам. У меня на коленях лежал наш семейный фотоальбом!
— Как? Как тебе удалось спасти его? — я, все еще не веря листала картонные листки, перебирая отдельные фотографии. Такое счастье обуяло меня, будто исполнилась моя самая заветная мечта. Всхлипывая, но теперь уже от радости я кинулась парню на шею, прижалась щекой к его щеке. — Тимоша, я люблю тебя! Ты мой волшебник!
Тут до меня дошло, что я ляпнула на радостях, и что подумает Тимур. На смену радости пришло смущение. Я отодвинулась от него и, уставившись на пуговицу на белой рубашке начала оправдываться.
— То есть… я хотела сказать спасибо, а не… извини, вырвалось как-то… я имела ввиду…
— Все правильно ты сказала, ты имела в виду, что любишь меня как друга, — смеясь, подсказал Тимур. — Я понял. И рад, что осчастливил тебя. Все, перестань плакать. А что у нас так вкусно пахнет из кухни? Я голоден, как волк!
— Ой! Курник! Совсем забыла, выключать пора уже… — я подхватилась с дивана и почти бегом кинулась в кухню. Хорошо не подгорел! Я вытащила курник из духовки, поставила на стол, накрыла чистым полотенцем.
— Хозяюшка моя! — послышалось от двери. Я обернулась, в проеме стоял Тимур, улыбаясь, глядел на меня. Невольно залюбовалась им, такой красавец в черном костюме, в белой, правда грязной почему-то, рубашке. — А я хотел тебя в кафешку на ужин пригласить, дома-то нечего поесть. Было.
— Зачем в кафешку? Я борщ сварила, курник вот… умывайся, кормить тебя буду, — тут я увидела ссадину на его брови, подошла к нему, протянула руку: