— Можно и царем… А не нужно ли у вас кого-то спасти?
Эхо смолкло, словно задумалось.
— Эй, мы, что, напрасно сюда пришли? — возмутился отважный рыцарь.
— Господин герой… — тихий шепот проплыл по воздуху, как облачко пара, и осел на рыцарских доспехах. Рядом с Гилем возникла вдруг тоненькая фигурка и схватила его за руку.
— Спаси, спаси нас, господин!
Ты шанс последний наш один!
— А ты кто? — удивился отважный рыцарь.
Из тумана потихоньку выбирались такие же тоненькие малыши и малышки, с самым грустным видом окружая путешественников. Все они простирали к рыцарю маленькие ручки и просили:
— Спаси, спаси нас, господин!
Ты шанс последний наш один!
Надо сказать, что ветреники всегда разговаривали стихами, потому что каждый день ездили верхом на Пегасах. (Есть такая примета: кто Пегаса оседлает, непременно станет поэтом…)
— Спасти я могу, — заметил рыцарь. — Это моя профессия, можно сказать. Кстати, зовите меня просто «рыцарь Гильом»… Ну, где ваш враг? С кем мне сражаться?
Ветреники заволновались, запрыгали, заговорили все разом. Вперед выступил тот малыш, что первым подошел к Гилю и, видимо, был здесь за главного (он доходил отважному рыцарю до подмышек, а остальные только до пояса). Ветреник поднял руку и торжественно изрек:
— О слушай, слушай нас, Гильом!
— Да, досталось вам на целую поэму! — заметил Гиль и задумался.
Конечно, несчастных ветреников, угнетаемых неизвестной особой женского пола, нужно было спасать — так велели ему честь и рыцарское достоинство. Но сражаться с женщиной? Даже если она самая ведьмистая ведьма на свете, как можно?! То-то будет смеяться противный граф Берингер, когда узнает, что отважный рыцарь Гильом, прозванный Непобедимым, Неустрашимым и Непререкаемым, выступил против вооруженной ночным горшком дамы!
Но ветреники дружно вцепились в него и хором закричали:
— Спаси, спаси нас, о Гильом!
Мы за тобою в бой пойдем!
— Ладно, — вздохнул первый герой Подгории. — Спасу… кого надо. Ведите меня к вашему чудовищу!
Обрадованные малыши мгновенно подхватили его и чуть ли не на руках понесли к пещере, где, по их словам, сидела ужасная женщина. Следом потрусил рыжий конь.
— Мы великие герои, нам преграды ни по чем!
Если встретим мы дракона, сразу в порошок сотрем! — распевали ветреники во все горло, уже позабыв обо всех своих несчастьях. Перед входом в большую пещеру процессия остановилась.
— Там в темноте сидит оно,
Ужасной злобой все полно! — сказали ветреники Гилю и быстро попрятались кто куда.
Отважный рыцарь немного потоптался на месте, потом откашлялся, сделал три шага вперед и произнес такую речь:
— Благородная дама!.. Ммм… Я… э-э… Не соблаговолите ли выйти из пещеры? А то как-то неудобно в пустоту говорить… Я, конечно, не настаиваю… э-э… Давайте сделаем так: я буду говорить, а вы просто подайте знак, что слышите, чихните или кашляньте, ладно? Позвольте для начала представиться — я, отважный рыцарь…
— ГИЛЬ?!!
Из глубин пещеры словно ураган вырвался. Малышей-ветреников разметало в разные стороны, у Викинга подогнулись колени… Один рыцарь сумел устоять на ногах.
— Берта! — пробормотал он в изумлении…
Много разных родственников было у отважного рыцаря: братья и сестры, дядюшки и тетушки, родные, двоюродные, троюродные бабушки и четвероюродные дедушки, не считая семиюродных племянников. И из всей этой многочисленной родни единственной, о ком он старался никогда не вспоминать, была кузина Берта. И не потому, что она была ужасно злая, грубая и вредная, и не потому, что она была страшной уродиной — высокой, костлявой, с большими желтыми зубами и бородавкой на носу.
Дело в том, что, несмотря на свое уродство, кузина сорок девять раз выходила замуж. А сколько рыцарей сложило головы из-за одного ее благосклонного взгляда — не перечесть! А все потому, что крестная-колдунья научила Берту кое-каким заклинаниям и оставила ей в наследство волшебный ночной горшок из чистого золота. Стоило этим горшком коснуться головы какого-нибудь рыцаря, как он немедленно влюблялся в кузину и шел на любые безумства ради ее кривой улыбки.
Гильом прекрасно знал и о волшебном горшке, и о том, что Берта, овдовев в сорок девятый раз, подыскивала себе нового мужа. Но что она делает в Нагории?
— Кузина, дорогая, как ты здесь оказалась?
— Как я здесь оказалась? — взвизгнула Берта, выпрыгивая из пещеры с горшком наперевес. — Как я здесь оказалась?! Он еще спрашивает! Меня похитили из окна собственного дома, притащили сюда и держат в плену эти гадкие коротышки!
— Кузина, — задумчиво спросил отважный рыцарь, — а ты, случайно, не задела ли кого-нибудь из ветреников своим горшком?
— Нужны мне эти малявки! Я себе присмотрела красавчика графа Берингера и, когда он по улице проезжал, горшочком в него из окна кинула. Только промахнулась, а тут еще этот мелкий негодяй на крылатом коне мимо пролетал и под горшок подставился. Сам виноват! Выкрал меня из собственного дома! Влюбился! Как будто он единственный такой… Ну, я ему наподдала, как следует, чтобы руки не распускал, он сейчас где-нибудь на краю света приземлился и остальные малявки тоже!
Гиль махнул рукой.
— Кузина, ты не права… Да что тебе говорить! Горбатого могила исправит!
— Это я горбатая?! — Берту даже перекосило. — Ты меня назвал горбатой?! Ах, грубиян! Я страдаю в заточении, а он еще обзывается! Негодяй!
Отважный рыцарь еле увернулся от просвистевшего в воздухе золотого горшка. Берта свистом подозвала посудину обратно, поудобнее перехватила ее за ручку и нацелилась для нового броска. Сражаться с волшебными ночными горшками рыцарь не привык, а потому быстро спрятался за выступом белой скалы, а Викинг, как и полагалось боевому коню, не отступал от хозяина ни на шаг.
— Ги-и-иль!!! — вопила кузина. — Немедленно выходи, мерзавец! Как ты смеешь прятаться, когда я с тобой разговариваю?!
— Так просто и не объяснишь… — ответил ей Гильом из-за скалы и чуть не получил горшком по лбу. Тогда он решил, что Берта так просто не успокоиться и надо составить план действий по ее обезвреживанию.