— Лифчик, — сказал он.
— Не надо. — Она сморщилась. — У меня отрезана грудь — рак.
Он присел на корточки.
— Возьмите меня, — прошептала она, вытягиваясь на пледе и разводя ноги. — Умоляю...
Горохов тяжело вздохнул.
Женщина смирно лежала с закрытыми глазами.
Когда он склонился над ней, она согнула ноги в коленях.
— Шарфик, — шепнула она. — Придуши меня немножко...
Он потянул шарфик за углы, женщина выгнулась, забилась, и тогда он приподнялся, надавил коленом на ее живот и дождался, пока она затихнет.
Одеваясь, он подумал, что ее тело кажется особенно красивым на фоне красного пледа.
Краем пледа он закрыл ее лицо, выключил свет, аккуратно затворил за собой дверь, набрал в телефоне три семерки, отправил сообщение.
Через мгновение пришел ответ: «Сейчас переведу половину, остальное завтра утром».
«ОК» — ответил Горохов.
Через минуту на телефон пришло сообщение о денежном переводе.
По пути домой он успел заскочить в магазин, купил дорогой ноутбук.
Дочь так и не проснулась, когда он бережно взял ее на руки и отнес в постель.
Завтра, подумал он. Завтра у дочери день рождения — она обрадуется ноутбуку.
Подошел к окну, чтобы закрыть шторы, застыл на месте, глядя на реку и дома на набережной. Одно окно в доме напротив вдруг погасло.
— В селе за рекою потух огонек, — пробормотал он, весь вдруг задрожав и чувствуя, как слезы подступают к глазам. — Потух огонек...
Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками
Рита бросила школу и ушла жить к Судакову.
Ее мать Лера плакала, отчим Кокс мрачно молчал.
На пятый день Кокс не выдержал, взял костыль и поковылял на другой конец города, хотя не понимал, о чем он будет говорить с Ритой и Судаковым.
Вернувшись после войны домой, Кокс вдруг обнаружил, что никому не нужен.
Мать шарахнулась, увидев его обожженное лицо, и постелила ему в сарае, чтобы в доме не мелькал, не пугал клиентов, которым она продавала самогон.
Дед угостил табаком, который выращивал в теплице, но старик был целиком погружен в свое прошлое и ругал все и вся, что попадалось на глаза. Особенно доставалось покойной жене, которая «всех травила своим Исусом». Дед ни разу не видел ее голой, на ней даже во время секса всегда была грубая ночная рубашка с дыркой где надо, и старик до сих пор не мог смириться с таким противоестественным целомудрием. Всю вину за смерть сына он возлагал на жену: «Где это видано на Руси, чтоб мужик сам, по своей воле в церковь ходил, как баба? Вот и доходился». Сын утонул, бросившись спасать собаку, которую несло по реке во время ледохода. Говорить со стариком было не о чем, но человеком он был нежадным и табак выращивал хороший. Кокс подарил ему оба своих ордена, а медаль оставил себе.
На войне Кокс был ранен в голову, после чего руки и ноги стали плохо его слушаться. Женщины его жалели, но сторонились. Только соседка Лера, медсестра, потерявшая на войне мужа, пригрела солдатика. Она была старше Кокса, и у нее была дочь Рита.
Кокс влюбился в Риту, как только увидел ее. Милая девочка, которую он видел до войны, выросла в красавицу. В городке шестнадцатилетнюю девушку называли Снежной королевой и неприступной гордячкой. Она игнорировала Кокса и разгуливала по дому полуголой, дразня мужчину своим прекрасным телом. Когда она смотрела на него темно-золотыми глазами, Кокс чувствовал, что его внутренности закипают, как суп на сильном огне.
На весь город прогремела история ухажора Риты — Ванечки Долматова, который из-за нее убил жену и шестилетнюю дочь. После этого Рита стала немножко заикаться, а тень ее стала черной и тяжелой.
Кокс спасался ремонтом автомобилей и чтением Библии, пытаясь затеряться среди всех этих безжалостных героев и безумцев. В его мастерской не было отбоя от клиентов. В безнадежных случаях в городке говорили: «Если никто не берется за починку авто, езжай к Коксу — он сделает». Он мог починить не только автомобиль, но и стиральную машину, и ружье, и погружной насос.
Но стоило ему оторваться хотя бы на миг от какого-нибудь контроллера, как он начинал чувствовать запах Риты. Этот запах — смесь бледных духов, тонкого пота и естества — преследовал его, даже если девушки не было поблизости.
Однажды, когда Лера была на ночном дежурстве, Рита вдруг среди ночи пришла к Коксу и легла рядом с ним поверх одеяла.
— Не захочешь — не трону, — сказал Кокс.
Она взяла его за руку, и так они и лежали до рассвета, не поворачиваясь друг к другу, прерывисто дыша и жарко потея.
— Я с-себя боюсь больше, чем т-тебя, — сказала утром Рита, целуя его в лоб. — Лучше б ты пропал н-на войне, Кокс.
— Я готов душу за тебя отдать, — сказал Кокс. — Только скажи. Душу, Рита.
— А что у тебя на спине наколото?
— Оберег, — сказал Кокс. — Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: «прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!»
— Ты верующий, что ли?
— Я ж воевал, Рита.
Но за завтраком они встретились как ни в чем не бывало.
Кокс изредка ловил на себе ее взгляд, и ему становилось страшно при мысли о том, что за зверь пробуждается в душе Риты, страшный и неостановимый, и на что она готова, чтобы побороть этого зверя, и хочет ли она его побороть.
Она ответила на его невысказанные страхи — ушла к Судакову.