— Я бы тебя убил, — сказал Кокс, — да на войне наубивался уже, хватит.
Он бросил яблоко Судакову — тот поймал.
— А по-другому ты, конечно, не умеешь. — Судаков покачал головой, достал из-под подушки револьвер, протянул Коксу. — Попробуй — я в твоей власти. Но все, что тебе удастся, это превратить зримое в зримое, живого человека в мертвого человека, вот и все, а незримое пребудет выше тебя. И ничего не изменится, потому что зло не меняется, Кокс. Выбирай, Кокс, в кого стрелять — в меня или в нее.
Кокс машинально взял револьвер, проверил барабан — в нем был один патрон, поставил барабан на место.
— Значит, — сказал он, — не пойдешь...
— Ты ничего не изменишь, К-кокс. — Рита лежала перед ним, опираясь на локти, чуть раздвинув ноги и улыбаясь. — Ты можешь даже убить меня, н-но ничего не изменишь. Я остаюсь, так и передай м-матери. Ты за меня б-был готов душу отдать — помнишь? Вот и отдай.
Кокс вытер рукавом пот со лба.
Он не знал, как ему быть.
— Чем тут у вас таким пахнет?
— Добро не пахнет, — сказал Судаков.
— Ты обещал, Кокс, — повторила Рита.
— Обещал, — хрипло сказал он, пальцем взводя курок. — Ты не понимаешь, что это такое — душу отдать. Вот я все сделаю по-человечески, и все изменится...
Судаков с улыбкой покачал головой, Рита вздохнула.
Часы в сортире пробили полдень.
По-прежнему не понимая, что делать, Кокс странно взмахнул рукой, приставил ствол револьвера к своему виску, выстрелил и упал, подвернув ногу.
И все изменилось.