— Конечно.
Прошло почти пятнадцать лет со смерти матери, и боль утраты притупилась. Да и о бабушке Виталий почти не вспоминал, целиком захваченный своей новой жизнью. В последнее время он и Май — так звали его жену — решали, стоит ли им заводить ребенка или повременить. Май нравилась сдержанность мужа, хотя иногда ей казалось, что он слишком рассудочен и холоден.
После разговора с отцом Виталий рассказал жене о Бабане.
— Умный не забудет, мудрый простит, — сказала Май. — Но ведь я ее не знаю.
В середине апреля Виталий и Май встречали гостей из Москвы в аэропорту «Шарль де Голль».
Бабаня всплакнула, поцеловав наконец внука.
Она сморщилась, съежилась, стала еще меньше.
— Жена-то у тебя черненькая, что ли? — спросила она, понизив голос.
— Ее дед с бабкой приехали из Вьетнама.
— Ну, раз из Вьетнама, тогда пускай...
Обедали в ресторане неподалеку от Люксембургского сада.
Бабаня ела с аппетитом, но больше вертела головой, разглядывая посетителей и официантов.
Виталий заказал бабушке полусладкое вино — Бабане понравилось.
— А люди не скажут, что я пьяница? — спохватилась вдруг она.
— Не скажут, — успокоил ее внук. — Здесь это нормально.
— А это и есть Запад?
— Запад, Бабаня, настоящий Запад.
— Как Америка?
— Как Америка, только это Франция.
После прогулки по Люксембургскому саду вышли в Латинский квартал, спустились к Сене, устроились за столиком на террасе, заказали кофе и мороженое.
— Ну как тебе Париж? — спросил Виталий.
— Богато, — сказала Бабаня. — И люди такие богатые — сразу видно...
— Завтра съездим на бульвар Османн — там самые красивые в мире магазины.
— Дорогие, небось?
— Но тебе же нужно юбку купить? Сколько их у тебя? Семнадцать? Восемнадцать?
— Восемнадцать... — Бабаня поджала губы. — Откуда столько-то насчитал? Но юбку да, надо бы освежиться...
— Она очень живая, — сказала Май, когда отец повел Бабаню в туалет. — Все ей интересно. А у нее и правда восемнадцать юбок?
— C’est son truc{1}, — сказал Виталий. — Ей восемьдесят пять, но до сих пор хвалится талией.
— Что там? — Май приподнялась, глядя на людей, бегущих по набережной. — Что-то, кажется, случилось.
Старшие вернулись на террасу.
К их столику подбежал возбужденный официант.
— Нотр-Дам горит, — сказал он. — Пожар!
Люди выскакивали из-за столиков и торопились к набережной.
— Пойдем на пожар смотреть, — сказала Бабаня. — Вот не думала, что на Западе бывают пожары. Настоящий, что ли?
Они спустились к набережной и увидели густые клубы дыма, которые окутывали башни собора. На площадь перед Нотр-Дам прибывали пожарные и полицейские машины. Полиция гнала людей подальше от стен собора, зеваки фотографировали, пожарные бежали к дверям. Над Нотр-Дам кружили вертолеты.
Огонь усиливался.
— Реликвии, — сказал отец. — Там же тьма реликвий.
— Кажется, они не в самом соборе, а в пристройке, — сказала Май.
— Терновый венец в соборе, — сказал Виталий.
— Какой венец? — спросила Бабаня. — Который на Христе был?
— Ну да.
— И сердце там же?
— Н-не думаю, — сказал Виталий. — Май, ты что-нибудь знаешь про сердце Христово?
— Нет его там, — сказала Май. — Это символ...
— Как же так-то, — сказала Бабаня, — неужели же сердце сгорит?
— Нету там никакого сердца, — сказал отец.
— Как это — нету? — Бабаня разволновалась. — Если храм, то в нем сердце.
Они остановились на набережной у моста О’Дубль — дальше полиция не пускала.
Над башней вспухло пламя, люди на набережной закричали.
— Где Бабаня? — спросил Виталий. — Господи, да куда ж она!
Там, где густая толпа почти сливалась с полицейским оцеплением, Бабаня вдруг присела, пролезла под полосатой лентой и бочком, бочком побежала к собору.
Полицейские не сразу спохватились — один из них бросился за старушкой, но тут порыв ветра накрыл дымом площадь, толпу на набережной, и Виталий, воспользовавшись дымом и суматохой, бросился к собору, чтобы остановить эту старую дуру. Ему удалось оторваться от полицейских и выбежать к дверям собора в тот миг, когда из них, окутанная огнем и дымом, появилась Бабаня. Она прижимала что-то к груди, это что-то бешено пульсировало и пылало, разбрызгивая густые искры, и Бабаня с жалким криком побежала к мосту, навстречу полицейским, Виталию удалось было ее перехватить, но тут Бабаня вдруг взмыла в воздух, по-прежнему прижимая к груди что-то горящее, и внук успел поймать ее левую туфлю, и в этот миг старуха вознеслась в небо, вся охваченная пламенем, роняя капли огня на камни, на воду и головы людей, и исчезла в вышине, превратившись в ярко светящееся пятно...