— Тысячи три, — сказал Док, — на бензин и пожрать.
— И у меня три, — сказал Гриша. — Шикуем, брат.
— Нашел брата, — с усмешкой сказал Док, — я тебя вдвое старше.
Они остановились у забора.
— Калитка не заперта, — сказал Док. — Поди постучи. Только не напугай. Вежливо стучи.
Он оперся о забор, а Гриша поднялся на крыльцо.
Через минуту открылась дверь — на пороге стояла широкая женщина.
Гриша что-то сказал ей, показывая на Дока, и женщина посторонилась.
Опираясь где на Гришу, где на палку, Док поднялся по ступенькам.
— Сними ботинки, — приказал он Грише, — не наследи тут.
Сам сел на табуретку в прихожей.
Женщина включила свет, присела на корточки.
Она была молодой, широкой и высокой, и с лицом у нее было что-то не так.
Ощупала правую ногу Дока, нажала пальцем.
— Больно? — спросила серебряным голосом.
— Ох, — промычал Док. — Что — перелом?
— Он самый, — сказала женщина, вставая. — Иди-ка. — Она подхватила Дока. — Да не брыкайся — вредно тебе.
Из кухни остро пахнуло сосновыми дровами, сложенными у котла.
В зале женщина приподняла Дока и уложила на диван, стала снимать ботинки.
— Если больно — скажи.
— Одна живешь, что ли? — спросил Док.
— Пока вас не было, одна была.
Вышла, вернулась с литровой бутылкой.
— Спирт. Глотни чуть-чуть — будет больно.
— Ты доктор, что ли?
— Нет, — сказала женщина. — Я — Азия. А тебя как зовут?
— Марат, — сказал Док. — А еще Док, потому что я лучше всех лечу машины.
— А меня Григорием, — сказал Гриша. — Григорий Сааков. Отец был с Грузии.
— Авария? — спросила Азия, склоняясь над опухшей ногой.
— Она самая, — сказал Гриша. — Чуть под лесовоз не попали.
Док осмотрелся.
Раскладной диван, телевизор, накрытый кружевной салфеткой, стол-книжка, четыре стула с гнутыми спинками, люк в подпол в полу, прикрытый самодельным ковриком, книжные полки — «Как закалялась сталь», «Анна Каренина», «Обломов», «Таинственный остров», «Приключения Оливера Твиста», «На Западном фронте без перемен», «Старик и море» — все книги в потрепанных обложках. Под книгами — проигрыватель и стопка виниловых пластинок.
Женщина принесла две гладкие прямоугольные дощечки, бинт и вату.
— Штаны придется снять, — сказала она.
Она помогла Доку снять джинсы.
— Кто ж тебя так назвал, Азия?
— Папа, — сказала она, тщательно протирая опухшую голень спиртом. — Он любил все такое... красивое...
— Это полное имя? — спросил Гриша.
— Смеяться не будете — скажу. — Она обмотала ногу бинтом, приложила к бинту с двух сторон дощечки, стала туго прибинтовывать их к голени. — Полное — Гривуазия. Гривуазная я, значит.
— Что такое гривуазная? — спросил Док, закрывая глаза. — Я двигаться не смогу.
— А куда тебе двигаться? Никуда тебе не надо пока. — Встала, вытерла руки маленьким полотенцем. — Гривуазная — значит нежная, игривая, кокетливая. Так вот. Папа был мастером пошутить.
— И в загсе не возражали? — с улыбкой спросил Гриша.
— Это ж не матерное слово.
— Гри-ву-азия, — проговорил Гриша. — А что, красиво.
— Что у тебя с глазом? — спросил Док.
— Стеклянный, — сказала Азия. — В детстве один пацан из рогатки выбил. Если голодные, накормлю.
Мужчины переглянулись.
— Значит, голодные. Свинину употребляете?
— Не смотри на меня, — сказал Гриша. — Я не черный, а смуглый. А смуглые даже сало любят, особенно под спирт.
— Сейчас разогрею, — сказала Азия. — А ты пока стол разложи. Здесь будем ужинать.
Она скрылась в кухне.
— Поедим и свалим? — спросил Гриша. — Не ночевать же здесь.
— Куда мы свалим на ночь глядя? — сказал Док. — С моей ногой только на дороге голосовать. Переночуем. Ты только эту Азию не доставай — она баба вроде добрая.
— Как скажешь, Док.
Не прошло и получаса, как Азия принесла котлеты, вареную картошку, квашеную капусту, соленые огурцы, маринованные грибы, крупно нарезанный хлеб, мелко нарезанное сало с чесноком и литровую бутылку, заткнутую винной пробкой.
— Спиртик? — Гриша потер руки. — Под таку-то закусь самое то!
— Граппа, — сказала Азия, разливая напиток по стопкам. — Папа научил.
— Сама гонишь? — спросил Док.
— Сама, — сказала она. — Виноград свой. Все сама. Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик. Удобно тебе? Могу еще подушку принести.
— Так хорошо, — сказал Док. — Ну, за знакомство.
Выпили, принялись за еду.
— А где папа твой? — спросил Гриша, жадно пережевывая котлету, картошку, огурец и сало. — Ты все — папа да папа, а где он?