Взошла луна. От ее света все стало белым: засахарились тальники, верх палаток, песок, и сам Амур будто покрылся куржаком. После того, как Сергей поймал калужонка, ребята поутихли: прекратились беспечные, громкие разговоры, выкрики, смех, — все к чему-то прислушивались, подолгу, молча глядя на белый Амур.
Всю ночь дренькали колокольчики, мальчишки срывались от костра и мчались на звон.
Галина Андреевна прилегла на куртку, подперев рукой щеку, глядела на языки костра, бесенятами пляшущие по сучьям. Сергей Порошкин, видя ее сосредоточенное выражение лица, пытался угадать, о чем она думала. Но, увы, мир Галины Андреевны для Сергея был далек и загадочен, как глубина Амура, из которой выплыл калужонок, как даль, откуда всходит солнце…
Дегтярев позвал воспитательницу сходить проведать мастера Паркова. Они пошли, а Сергей смотрел им в спины, слушал хруст мерзлого песка под их ногами. Без Галины Андреевны Порошкину стало как-то одиноко: будто и костер перестал греть, и колокольчики умолкли, и приятели наскучили… Сергей отправился в закидушкам, незряче смотрел на туго натянутые вниз по течению белые лески, на кружевную вязь быстрины. В котелке, булькая, шустро мелькали рыбки, словно для того, чтобы вода не застоялась и над ними не затянулся глухой крышкой ледок. Сергей опрокинул ногой котелок, и рыбки, прыгая, приплясывая, скатились в реку.
— Ребя! — закричал Петя Гомозов. — Остались мы без наживки. Пороша-то запнулся за котелок. Да он на ходу спит…
Вадим Павлович умостился под навесом клеенки. Перед ним теплились головешки. На тагане висел солдатский котелок с недопитым чаем.
— Напрасно вы ушли от нас, — сказал ему Дегтярев. — Жаль, что калужонок прервал наш разговор.
— Я удалился от чижей. — Парков присел, бросил несколько сухих палок на головешки. — И вам нечего делать с ними.
— Как это нечего? — недовольно спросила воспитательница. — Да я никогда так быстро не нахожу общего языка с ребятами, как у костра…
— Вам, Галина Андреевна, везде и всюду хочется быть в няньках… — укоризненно заметил мастер. — Присаживайтесь вот сюда, на сухую траву… Вы боитесь как бы чижи не остались без дров, без варева, да чтоб палатки там, где не надо, не поставили, так?
— Для чего ж я с ними? — воспитательница оглянулась на Дегтярева. Он слушал обоих внимательно, в разговор не встревал.
— Вот-вот, — усмехнулся Парков. Складка на его переносице виделась Дегтяреву глубокой. — В детсадике их нянчат, — кивнул в сторону табора ребят, — в школе учителя от них ни на шаг не отходят, в техническое пришли — тут их на руках носят… Ни минуты не дают чижам побыть самими собою. И вот приходят чижи — взрослые годами, а разумом дети — на производство — сидят, разинув рты, привычно ждут опеки…
Парков легко встал, выплеснул из котелка содержимое, зачерпнул свежей воды и повесил над костром.
— Что ж, по-вашему, — сдержанно сказал Дегтярев, — бросай ребят в речку, как слепых щенят, — кто выплывет, тот и пусть живет?..
— Да мы не то что человека на шестнадцатом году все воспитываем и воспитываем, — ответил мастер, — а иному забулдыге, лентяю и в тридцать, и в сорок лет упорно прививаем духовность, привычку к труду. А тому уж помирать скоро. Смешно, нелепо… — Парков, не договорив, подбежал к закидушке, дернул коротко на себя леску и быстро потянул. Сиг белым всплеском выкинулся на берег.
— Вот и поговорите с ним, — глядя на Паркова, вполголоса заметила Галина Андреевна. — Два года бьюсь и никак не могу внушить ему, что мастер производственного обучения — он же и воспитатель. А ему все равно: придет на занятие подросток — ладно, не явится — Парков и пальцем не шевельнет. Бывший до вас замполит на Паркова рукой махнул, и вы, наверное, скоро от него отступитесь…
Дегтярев смотрел, как рыбак наживлял крючки мальками. «А насчет того, — подумал, — чтобы больше приучать ребят к самостоятельности, Парков, пожалуй, прав».
— Такие-то дела. — Вадим Павлович вернулся к навесу, грел мокрые руки над костром. — Я — мастер. Кто хочет, того научу электрике, а спектакли художественной самодеятельности, разные посиделки с чижами не требуйте с меня.
— Да чем же плохи посиделки?! — возразил Илья. — Почему бы им, пятнадцатилетним, не послушать людей, лучше знающих жизнь, чем они? Ведь ребята открыты нараспашку всем ветрам. Не верите, Вадим Павлович? Пойдемте в группу, и я докажу вам на простом примере.