— Если и влюбился, так чего ж тут плохого? — заметил почему-то вдруг сразу погрустневший Илья. — Первое увлечение на всю жизнь запоминается, все темное скрашивает. Вот тебе, Игорь, неужели ни одна девушка не нравится? Ведь приходят к нам на вечера старшеклассницы — такие красавицы!
Мороков смущенно разулыбался, стал вытирать перчаткой нос.
— Нужда была… Будто делать нечего. Одна ко мне подкалывалась. Ты ее видел, такая шустрая, все игры устраивала. Парней, которые не танцуют, на дамский вальс вызывала… — сбивчиво рассказывал Мороков в все больше смущался от непривычного, сложного для него разговора. — Стала она заговаривать мне зубы: почему я не танцую да какие электростанции буду строить…
Илья улыбнулся: он вспомнил, как, собираясь на вечер в училище или в соседнюю школу, Мороков и некоторые другие ребята особенно старательно наглаживали брюки, чистили туфли, зачесывались, брызгались одеколоном, но, придя в зал, сбивались в угол, что-то озорное выкрикивали своим более разворотливым, общительным товарищам. Бывало, подходили к ним девушки пригласить станцевать, так они прятались друг за друга, убегали. И провожать девушек никогда не ходили, только лишь, выйдя на улицу, незлобиво улюлюкали, свистели вдогонку уходящим, и без того робеющим парочкам.
— Хочешь, с той, шустренькой, пособлю подружиться? — предложил Морокову Дегтярев.
— Ни к чему все это, — по-взрослому рассудил Игорь. — После училища начнутся командировки, а там — в армию…!
Мороков сел на снег, снял валенок, перемотал портянку; и дальше пошли.
Под хруст снега Илья неотступно думал о Галине Андреевне. «Уже несколько месяцев мы вместе работаем. Разговоры у нас все об одном: об учебных планах, подростках, соревнованиях… Знаю, что живет она у дальних родственников, кажется, ни с кем из мужчин не встречается… Неужели никто даже в кино не приглашает?.. Они-то, пацанва, уж наверняка все знают… — с улыбкой глянул на Морокова. — Спросить бы, да как спросишь?.. А отчего бы мне не пригласить Галину Андреевну в деревню и вместе не пройти эту дорогу со следами зверей? Да показать ей на фоне бледно-синего неба черную вязь веток берез… В другой раз намекну Игорю, пусть пригласит ее в гости… Но почему через Игоря, разве я сам…»
— Женись-ка ты, Илья Степанович, — будто угадав мысли Дегтярева, посоветовал Мороков, — и делу конец. Ведь все равно женишься. Мамка в письмах спрашивает, когда свадьба у тебя. В армии, пишет, отслужил, выучился, работает, водку не пьет, не курит, что еще надо для жениха? Только смотри, меня не забудь, твоего верного защитника, пригласить на свадьбу. — Игорь с хитрецой глянул на Дегтярева.
За разговорами, шутками на закате солнца они подошли к Голубичной. Осталось только перебежать нетропленную лыжниками Амгуну. Не сговариваясь, присели отдохнуть на бревно.
Крутой дорожкой женщины спускались к проруби за водой, гремели пустыми ведрами; дым из труб валил клубами, подпирая низкое небо; в окнах быстро угасали отблески зари. Где-то у протоки, в будке, глухо загудел дизель, и на столбах, в окнах загорелся неяркий свет, желтые пятна плеснулись на заборы и снег.
Избы на берегу старые, с прогнутыми от тяжести лет крышами. Новые некому строить: в Голубичной — лишь пожилые пасечники, сборщики ягод, кородеры. Ну а жители, которым еще далеко до пенсии, тоже настроились тянуть время по-стариковски: день да ночь — сутки прочь…
А среди завалюшек стоит-красуется новый, диковинный дом — двухэтажный, с верандами, с необычной, фигурной крышей; флигель, похожий на теремок, соединен со вторым этажом резным мостком. На окнах дома особенно долго задержалась вечерняя заря. Дымок вился из кирпичной трубы.