Так, наверно, было у всех наших соседей. Хорошо, наверно, с этим делом обстояло в городе, с их отапливаемыми домами и тёплым санузлом.
Вспомнив квартиру Беловых, я не могла не помечтать о Саше, который завтра должен был прийти ко мне. Дальнейшее заседание я игнорировала, глупо улыбаясь.
- Что это с ней? – удивлённо спросила Галя у Димки.
- А! – махнул рукой Димка, - О своём Сашке думает!
Димка совсем не знал, о чём говорил! Потому что Галя такое сказала, что даже я очнулась от своих мечтаний:
…-Таким не место в пионерской организации!
- Почему? – глупо спросила я.
- Потому что ты ещё слишком мала, чтобы встречаться с мальчиками!
- А с кем мне можно встречаться?
- Со своими товарищами!
- А Саша не товарищ?
- Саша из другой школы, и старше тебя! Тут пахнет аморалкой!
- Я ничего не понимаю… - пробормотала я.
- Да, Галя, ты вообще, того, - сказал Димка, - не знаешь, что ли, что Сашка спас ей жизнь?
- Не знаю, и знать не хочу… Ты чего это, Саша? – потому что я вдруг, ни с того, ни с сего, разрыдалась.
- Ну тебя, дура! – крикнул Димка Галке, подбегая ко мне, - Чтобы мы ещё хоть раз пришли к тебе…
- Пошли, Саша, - ласково утешал он меня, подавая свой платок.
Ребята тоже встали и стали расходиться, не глядя на старшую пионервожатую.
Галя сидела красная, и молчала.
Так закончилось моё членство в Совете отряда. Как ни уговаривал меня Димка, я отказалась ходить на сборы наотрез.
Галя так и не пришла, ни исключать меня из пионеров, за «аморалку», ни извиниться.
Что такое «аморалка», я знала. Это когда у мужа вдруг появляется подруга, или он уходит из семьи.
За это могут исключить из партии, и даже понизить в должности.
Но причём здесь наша дружба с Сашей?! Он же не собирается уйти из семьи, да и я тоже!
Почему нам нельзя дружить?
Я крепко обиделась на Галю. А ведь она в прошлом году была на моей стороне, когда разбирались с Витькой Шлыковым.
Немного подумав над этой загадкой, я решила выбросить эти мысли из головы, потому что голова начинала сильно болеть.
В субботу у нас была физкультура! её проводила Раиса Ивановна, и бегать не пришлось. Зато как было чудесно ходить по нашему заснеженному и заброшенному парку! Я нисколько не устала, когда Раиса Ивановна предложила остановиться и отдохнуть возле небольшого бассейна.
В центре бассейна, на небольшом возвышении, стояли гипсовые мальчик и девочка, в одних трусиках, держались за руки и весело смеялись.
Дети были в снегу, и мне казалось, что им холодно. Но, глядя на их весёлые лица, поняла, что они ничего не замечают, кроме друг друга.
Тепло разлилось у меня в груди и в животе: сегодня придёт Саша, а может быть, и папа закончит, наконец, свои учения и будет, как обещал, жить дома.
- Толик! – вспомнила я своего друга, который стоял слева от меня. Справа стоял Борька.
- Толик, а как ваши занятия по самбо? Почему ты не ходишь?
- Мы с Борькой отпросились, пока ты болеешь, помочь по дому, - не глядя на меня, ответил Толик.
- Вы же отстанете от ребят! – ахнула я.
- На следующей неделе уже пойдём, - сказал Борька, - нас на неделю отпустили. Дядя Коля сам хотел прийти к тебе, да некогда. Желающих прибавилось, отбоя нет.
- Ребята! – сказала Раиса Ивановна, - Отдых окончен, вперёд!
Саша и его родители.
Когда после уроков мы пришли домой, там уже были мама и папа!
С радостным визгом бросилась я к папе, повиснув у него на шее. Папа взял меня на руки, целовал, счастливо смеялся, говорил «девочка моя!», никак не мог налюбоваться на свою дочь. Ужасно соскучился.
Потом перенёс своё внимание на Толика с Борькой, по-мужски пожал им руки и порадовался, что у меня есть такие надёжные друзья. Потом вышел в сени и принёс оттуда картонную коробку.
Мы заглянули в неё и ахнули: в коробке лежал, свернувшись клубочком, пушистый щенок!
- Это кавказская овчарка, - сказал папа. – Мальчик. Сашенька, как ты его назовёшь?
- Джек! – не задумываясь, сказала я.
- Это порода, привыкшая к холодам, надо сколотить ему во дворе конуру, – каким-то извиняющимся голосом сказал папа.
- Мы сейчас пообедаем, и пойдём! – воскликнула я. И увидела, как смотрит на щенка Борька. Так на меня смотрит Саша или папа. Борька очнулся, сказал: «я скоро», и убежал домой.
А мы, пообедав, переоделись и пошли выбирать место для щенячьего жилья.
Только вышли, увидели Сашу. Саша быстро шёл к нам, с рюкзачком за плечами. Увидев меня, радостно заулыбался и побежал навстречу. Торопливо обняв меня, поздоровался с моим папой.
Папа крепко пожал ему руку, приветливо улыбаясь:
- Пойдём, Саша, с нами?
- Далеко вы все собрались? – удивился Саша.
- Мне подарили собаку! – не удержалась я.
- Собаку? – ещё больше удивился Саша.
- Ну да, собаку. Сейчас мы идём выбирать место для конуры.
- Да, Саша, - добавил папа, - что это за двор, без собаки? И вообще, разведём кур, будет Сашенька с Юриком по утрам пить свежие яйца, глядишь, голос у Сашеньки прорежется, петь будет! – засмеялся папа, сильно меня смутив. Петь-то я любила, но берегла уши родных и друзей.
Место для конуры мы выбрали за сараями, с южной, солнечной, стороны. Сейчас там было тепло и очень уютно. Здесь уже стояла лавочка, на которой мы все любили отдыхать, навоевавшись.
Папа принёс из нашего сарая инструменты и доски, потом позвал с собой Сашу, и они принесли толстые плахи, двуручную пилу и гвозди. Борька сбегал домой, тоже принёс какие-то инструменты и ключ от своего сарая. Там у него, оказывается, хранился кусок войлока и полрулона толи.
Работа закипела. Папа с Сашей, положив на козлы плаху, пилили её на части. Отпилив четыре чурбака, они положили их на землю и сколотили из них квадрат. Потом на нём настелили пол, по углам прибили брусья, соединили поверху другими брусьями, получился каркас.
Борька с Толиком увлечённо помогали, путаясь под ногами, одна я стояла не у дел. Я даже подойти не могла, так тесно ребята и папа облепили стройку.
Я села на лавку и с удовольствием смотрела, как споро у папы и Саши всё получается. Борька и Толька помогали, держали доски, или бегали в сараи, если чего-то не хватало.
Наконец будка была готова, все щели были забиты, покатая крыша была покрыта толем, внутри постелен кусок войлока.
Папа сходил домой и принёс коробку с щенком. Когда открыли коробку и достали оттуда щенка, все задумались. Несмотря на то, что будка была очень хороша, и лаз в неё был занавешен брезентом от ветра, нам было жалко маленького Джека.
- Дядь Вань, - робко спросил Саша, - а почему такого маленького хотите поселить на улице?
- Это такая порода, - неуверенно сказал папа, - в питомнике их тоже держат в вольерах, на свежем воздухе.
- У мамы какая-то реакция на шерсть, - вздохнул папа.
- Аллергия, - уточнил сын доктора. – Тогда понятно, вашей маме нельзя находиться рядом с собаками и кошками.
- Саня! – вдруг воскликнул Борька, - Отдай мне Джека! Ну, хоть до весны! Он будет жить со мной, потом, когда станет тепло, поселим в этой будке.
- Привыкнет к дому, потом выть будет, на всю округу, - сказал папа.
- Не будет! – самоуверенно сказал Борька, умоляюще глядя на меня. - Ну, Сань, у тебя же Сашка есть, папа есть, а у меня совсем-совсем никого нет! Пусть Джек поживёт у меня, всё равно он будет твой!
Папа растерянно посмотрел на меня, Саша с Толиком, тоже смотрели, как-то непонятно.
- Пусть поживёт, - прошептала я. Мне было жалко расставаться с таким славным пушистым комочком, но Борьку было ещё больше жалко. Папа у него погиб, мама выходить, замуж, не спешила. Может, не хотела Борьке отчима, а может, просто не могла найти нормального мужика.