«Вокруг царей новой династии не видно целого ряда старых знатных фамилий, которые прежде постоянно держались наверху, – пишет В.О. Ключевский. – При царях Михаиле и Алексее нет уже ни князей Курбских, ни князей Холмских, ни князей Микулинских, ни князей Пенковых; скоро сойдут со сцены князья Мстиславские и Воротынские; в списке бояр и думных людей 1627 г. встречаем последнего кн. Шуйского и пока – ни одного кн. Голицына. Точно так же не заметно наверху фамилий нетитулованных, но принадлежащих к старинному московскому боярству: нет Тучковых, Челядниных, падают Сабуровы, Годуновы; на их местах являются все люди новых родов, о которых никто не знал или мало кто знал в XVI в., – Стрешневы, Нарышкины, Милославские, Лопухины, Боборыкины, Языковы, Чаадаевы, Чириковы, Толстые, Хитрые и пр., а из титулованных – князья Прозоровские, Мосальские, Долгорукие, Урусовы, да и из многих прежних добрых фамилий уцелели только худые колена». День за днем, год за годом оттесняются от управления страной наиболее знатные семьи. И это касалось не только противников Романовых, но всей русской аристократии».
«Бывали на нас опалы от прежних государей, – печалился ближайший сподвижник Романовых, князь И.М. Воротынский, – но правительства с нас не снимали; во всем государстве справа всякая была на нас, а худыми людьми нас не бесчестили».
Боярину, как справедливо заметил историк, хотелось сказать, что отдельным лицам из боярского класса иногда больно доставалось от произвола прежних государей, но самого класса они не лишали правительственного значения, не давали перед ним хода худородным людям. Князь И.М. Воротынский выражал, так сказать, правительственную силу класса при политическом бессилии лиц.
Не хочется сочувствовать человеку, непосредственно причастному к отравлению Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, к Семибоярщине и возведению на русский трон Михаила Романова…
Но не посочувствовать его отчаянию, когда он уразумел вдруг, что на опустевшие боярские места прорываются новые люди, непривычные к власти, не имеющие политического навыка, нельзя, потому что это и не его только отчаяние, а отчаяние всей страны.
Как часто, не щадя сил, жертвуя своею совестью, а порою и своей душой, добиваемся мы чего-то, что не очень-то и нужно нам. А добившись, видим, как страшно то, чего мы добились.
С Воротынским – род его, кстати, угас еще при первых Романовых – эта беда и случилась. Он имел несчастье не только дожить до окончательного закрепления власти за династией Романовых, но и увидеть, понять, что Романовым не нужны ни классы, ни общественные группы, которые бы поддерживали их.
Это прежние цари опирались, например, на служилых людей…
Они вместе с этими людьми держали страну.
Романовы же искали людей, которых не могли выдвинуть ни классы, ни общественные группы на Руси. И стоило ли удивляться, как стремительно редеют стройные местнические ряды боярства…
«Государи XVII века начали править с помощью отдельных лиц, случайно выплывших наверх, – пишет В.О. Ключевский. – Эти новые люди, свободные от правительственных преданий, и стали носителями и проводниками новых политических понятий, которые в Смуту проникли в московские умы…»
9
Конец царствия Михаила Федоровича был омрачен тенью нового самозванца.
Темно и неотчетливо растекались по Москве слухи о внуке Иоанна Васильевича Грозного, сыне Марины Мнишек, царевиче Иване…
Говорили, что повесили тогда в Москве не «ворёнка», а другого малыша, а «ворёнок» жив и готовится к походу на Москву.
Долго велись переговоры о выдаче нового самозванца, долго польское правительство уклонялось от этого, обещая сослать Лубу «за приставом» в Мариенбург, но московские послы требовали выдачи, грозили, что тогда договор между Польшей и Россией будет «не в приговор, и межи – не в межу». Наконец, поляки уступили.
Осенью 1644 года Лубу привезли в Москву.
Это было, кажется, последнее деяния Михайлова царствования…
В апреле 1645 года самочувствие первого царя Дома Романовых резко ухудшилось.
«Доктора – Венделин Сибелиста, Иоган Белоу и Артаман Граман – смотрели воду и нашли, что желудок, печень и селезенка по причине накопившихся в них слизей лишены природной теплоты и оттого понемногу кровь водянеет и холод бывает, оттого же цинга и другие мокроты родятся».
Лечили царя Михаила Федоровича «составным ренским вином», приправленным разными травами и кореньями, но вино не помогло очищению царской печени от слизей, и 14 мая доктора прописали другое лекарство.