И возникает вопрос.
Когда Толстой придумал Ордынцева, пририсовав его имя на полях и поперек начальной рукописи, он уже знал, что Ордынцев – это Левин, то есть – он сам, Лев Толстой? Он знал, что, приглашая Ордынцева в роман об Анне, он, по сути, приглашал в него самого себя в качестве героя? Не говорю даже главного героя, каковым затем станет Левин. Но просто – героя?
Любопытно, что и к фамилии Левин Толстой пришел не сразу. Одним из вариантов после Ордынцева был Ленин. Этот самый Ленин иногда соседствует с Левиным в одном предложении черновика. Это говорит о том, что либо Толстой писал это в рассеянном состоянии ума (порой черновики наводят на такую мысль: например, в одной из редакций поезд с Анной прибывает в Москву… из Москвы), либо он не сразу решил связать фамилию героя со своим именем. Так сказать, подарить ему свое «отцовство».
Теперь представим себе, что было бы, если бы Левин остался Лениным. Очевидно, что вождь большевиков Владимир Ульянов не взял бы себе такую партийную кличку. Это было бы просто смешно ввиду невероятной популярности романа Толстого. И тогда не было бы Владимира Ильича Ленина, марксизма-ленинизма и города Ленинграда. Блокада Ленинграда называлась бы как-то иначе. Так одна буква в фамилии романного героя изменила бы ключевые имена, названия и понятия советской истории.
Итак, Ордынцев… Еще не Левин. И даже не Ленин. Просто персонаж, который, допустим, понадобился Толстому для расширения романа и который в результате тоже должен был как-то сгруппироваться вокруг Анны, как остальные мужские лица. Что это за человек? Насколько он интересен?
В черновиках Толстой постепенно старил своего героя: 26 лет, 30 лет… Пока не довел его до нужной кондиции – 32 года, как в окончательной редакции. Кити, напротив, молодела – из 20-летней девушки превратившись в 18-летнюю; 32 года и 18 лет почти в точности совпадают с историей женитьбы 34-летнего Толстого на 18-летней Сонечке Берс. Стало быть, Толстой не сразу пришел к решению отождествить себя с Левиным.
В черновиках Ордынцев, когда он обретает плоть и кровь, а не просто остается в планах на полях ранних рукописей, меняет свою фамилию на Нерадова. Фамилия – «говорящая». Человек не умеет радоваться жизни. Однако этот Нерадов – вполне жизнерадостный тип. Даже слишком жизнерадостный.
В раннем замысле Толстого Нерадов был приятелем не Стивы, как Левин, а Гагина, одного из вариантов будущего Вронского. И они оба влюблены в Кити, но пока не знают о чувствах друг друга. Позднее Ордынцев возненавидит Удашева (в которого превратится Гагин) как своего соперника. Ни о каких приятельских отношениях между ними речи быть уже не может.
Приехав в Москву, Нерадов останавливается у Гагина. Матери Гагина он не нравится, как в окончательной редакции романа он не будет сначала нравится матери Кити княгине Щербацкой. Почему? По той же самой причине: неотесанный «деревенщина».
«Что он всё такой же грязный?» – презрительно спрашивает Гагина его мать. И не мудрено. У Нерадова, приехавшего в Москву, «грязные, оборванные чемоданы».
Левин, приезжая в Москву, одевается в сюртук, пошитый у лучшего французского портного. Как это делал и Толстой, когда приезжал в Москву из Ясной Поляны.
Нерадов, каким его изображает Толстой в черновой редакции, совсем не похож на Левина, каким он станет в окончательном тексте. Это какой-то шут гороховый…
[ч]: И стройный широкий атлет с лохматой русой головой и редкой черноватой бородой и блестящими голубыми глазами, смотревшими из широкого толстоносого лица, выскочил из-за перегородки и начал плясать, прыгать через стулья и кресла и, опираясь на плечи Гагина, подпрыгивать так, что казалось – вот-вот он вспрыгнет ногами на его эполеты.
В дальнейших черновиках Нерадов снова становится Ордынцевым. Но это мало меняет его характер. Это все тот же карикатурный молодец из какого-то анекдота. Вариант остановки у Гагина меняется на «нумер» гостиницы, но и здесь он поигрывает мускулами и занимается легкой атлетикой со слугой.
[ч]: Ордынцев засмеялся ребяческим смехом и поднял и подкинул Елистрата.
Изумительной, наполненной тончайшей психологией сцены встречи Левина и Кити на катке в Зоологическом саду нет в сохранившихся черновиках. В Зоологическом саду Ордынцев (он же Ленин в одном предложении) демонстрирует на сельскохозяйственной выставке свою телку «русского завода»: