Валентин Иванович сказал, что их командировка — может эта, а может и следующая, потому как в одном и том же составе они побывали в Праге два раза, в мае и в июне, и работали там очень активно, — завершилась для них довольно неожиданно. Руководство приказало срочно уезжать, немедленно покинуть Чехословакию.
Ну, надо так надо, поехали, как было решено, в Польшу.
«Доехали мы до Варшавы, — вспоминает Ботян. — Я там стал искать и нашёл людей, которые у меня в партизанах были. Только набираю телефон одного из них, говорю: «Дзень добрый, Сташю!» — он меня тут же узнал! «Алексей, где ты?!» — «В торгпредстве». — «Немедленно приезжай ко мне!» Он забрал меня — поездили по Польше. Он нашёл тех товарищей, с которыми я работал во время войны… Мне там такой приём сделали!»
«Когда приехали в Варшаву, где нас ждали, Ботян говорит руководителю группы: «Разрешите я позвоню?» — подтверждает Валентин Иванович. — Минут через сорок после того, как Ботян позвонил, приезжает машина, выходит полковник, говорит: «Мы уже наметили мероприятия, если время есть — поехали сначала в город Радом, это центр Радомского воеводства, а потом в город Илжу!» А мы ж ничего этого не знали! Вот до чего человек скромный! Про него уже книга была издана в Польше, которая называлась «Партизан Алёша». Эту книгу написал полковник Вислич, который был поручиком во время войны, в 1944-м, когда они познакомились… Когда мы с Алексеем Николаевичем были в городе Илжа, я своими глазами видел тот самый обелиск, где про Ботяна написано. У этого памятника был организован торжественный митинг, и мне было очень приятно слышать, когда все, даже маленькие пионеры, обращались к нему: «Дорогой партизан Алёша!» И ветераны, обращаясь к нему, тоже говорили не «Алексей Николаевич», а «партизан Алёша». Прилипло это к нему звание!»
А ещё Валентин Иванович вспоминал, что когда они были в Праге, то побывали на том кладбище, где похоронены герои Сопротивления. На одном из памятников были написаны по-русски слова, которые он запомнил на всю жизнь:
«Вот такие это были люди, у которых цель была», — говорит Валентин Иванович про то поколение, к которому принадлежит Ботян.
Как мы уже сказали, и та сторона, и другая боялась повторения венгерских событий 1956 года. Но не зря же говорят, что, во-первых, «история учит только тому, что она ничему не учит» и, во-вторых, «история плохо учит, зато строго спрашивает за невыученные уроки». Так, по свидетельству «дяди Миши» (как за глаза называли его советские коллеги) Вольфа, вскоре и «чешские товарищи» постарались позабыть «венгерский урок».
«Ободряемые симпатией народа и Запада, соратники Дубчека оставили без внимания опыт прошлых десятилетий. Чувствуя, что Москва колеблется, а другие партнёры по Варшавскому договору занимают противоречивые позиции, они полагали, что эксперимент с выбором «третьего пути» представляет собой осуществимый альтернативный проект по сравнению со сталинизмом, и, по меньшей мере, некоторые из них ожидали от США ультимативного требования к Советскому Союзу об отказе от любого военного вмешательства во внутренние дела ЧССР. В переводе на чёткий язык политики это означало, что США должны были бы объявить Чехословакию такой же важной для себя областью, как и Западный Берлин. Те, кто питал такие надежды, полностью игнорировали реакцию США на события 17 июня 1953 года, на венгерскую осень 1956 года и на строительство стены в 1961 году».[360]
Не кажется ли вам, что опять получается нечто до боли знакомое? Кто-то ждал помощи в 1938 году, кто-то — в 1939-м… И все, как заклинание, одно твердили: «Запад нам поможет!» Как же, поможет, ждите! А ведь не поумнели и через 30 лет. Странно даже…
Свидетельствует генерал-майор Чикулаев: «По некоторым данным — может быть, оперативным, — был интересный разговор накануне нашего вторжения. Между «верхами» нашей стороны и «верхами» той стороны (не чехов, конечно) была достигнута договорённость, как ни странно, о том, чтобы Запад «не вникал» в наши внутренние дела — в дела нашего социалистического лагеря. На них повлияло и то, что в течение четырёх часов мы Прагу взяли, а в течение суток контролировали уже практически всю Чехословакию. Поэтому они как стояли на границе, так и оставались. Но стояли. Присутствие натовских войск на границе имело место быть…»