Естественно, он рассказал полиции все, что знал о той женщине. Ей пришлось бежать, и Ник о ней больше не слышал.
Но ее не забыл. Она занозой засела в его сердце. И эта заноза заставляла его шрамы темнеть, приобретая цвет спекшейся крови, стоило ему возжелать что-то, принадлежащее другим.
В иных обстоятельствах ему и в голову не пришло бы вызволять Мори Хайленд. Женщинам следовало или любить его, или страдать. Все они разделяли вину той, давно исчезнувшей, а чтобы посчитаться с ними, годилось и то, и другое.
Но в этой ситуации…
Нику пришло в голову заняться вызволением Мори по ряду причин, одной из каковых являлся сам Энгус Термопайл. Ник знал его репутацию и видел в нем не просто соперника, а опасного соперника, – а опасных соперников следовало устранять при первой возможности.
Инструментом для этого могла послужить Мори Хайленд.
Другие причины были сложнее. Рассматривал ли он ее как возможный источник обогащения – скажем, собирался ли запросить за нее выкуп с семейства Хайлендов, с КОМРУД или с самого полицейского управления, осталось неизвестным. Если такие планы и вынашивались, они ни с кем не обсуждались.
Но и в ином аспекте она была ему весьма интересна. С первого взгляда в глаза бросалось то, что она находится в обществе ненавистного ей человека, который ее третирует. Что из этого следовало? Вывод Ника многим завсегдатаям «Мэллориз» показался бы странным. Он думал не о насилии, принуждающем ее к подчинению, а о самой ее способности подчиняться с такой полнотой самозабвения. И если она могла так зависеть от человека, подобного Энгусу Термопайлу, если ее натура позволяла привести ее в такое состояние…
Шрамы Ника Саккорсо темнели, у него пересыхало горло при мысли о том, до какой глубины самоотвержения могла бы довести эту женщину страсть к нему.
Таким образом, Энгус Термопайл ошибался в отношении Ника так же, как и в отношении Мори. Ошибался насчет их мотивов, но не насчет главного. Опасность существовала в действительности. Впервые увидевшись, лишь обменявшись взглядами, они объединились против него.
А ему приходилось делать вид, будто ничего не происходит. Выхода не было: нужда в деньгах заставляла его находиться в «Мэллориз», единственном месте, где торговали нужными секретами. Кроме того, за ним надзирала Служба безопасности. Шпионы имелись и в секторе Дельта. Все ждали малейшей его оплошности. Отступить, обнаружить свои опасения – означало выдать себя.
Грубым жестом Энгус толкнул Мори на покрытый жирными пятнами стул: рядом с собой и спиной к Нику. Он говорил с ней громко, приказным тоном, чтобы все отметили ее покорность, а потом принялся по-хозяйски ее тискать.
Смотрите вы, гребаные дерьмовые ублюдки. Она моя. Моя!
Представление получилось неплохое. Все завидовали ему, ведь никто, кроме него, не знал об искре, проскочившей между ней и Ником при обмене взглядами. Но их зависть не приносила удовлетворения. Он хотел только Мори – только ее и всю без остатка.
Ему придется убить Ника. Ничего другого не приходило на ум. Ничто другое не могло причинить ей боль, которую она заслужила тем, что делала с ним.
Все окружающее виделось сквозь пелену гнева, но это не помешало ему заказать выпивку. И слышать, что говорят люди. И говорить с некоторыми из них. Те, кого стоило принимать во внимание, знали, чего он может хотеть. У него пока не было нужды искать их самому.
Ни выражением лица, ни проблеском внимания Мори не выдала того, что вообще увидела Ника, но то, что ее щеки едва заметно порозовели, утвердило Энгуса в правильности его догадок.
Только сила страха вынудила его просидеть в «Мэллориз» больше часа и уйти лишь тогда, когда это не могло вызвать недоумения. Или слухов о том, что вернувшийся на Станцию Термопайл чего-то боится. Потом он увел Мори на «Красотку».
По ее виду, еще более покорному, чем обычно, Энгус понял, что она предчувствует неприятности. И он собирался их ей устроить. Чтобы извлечь жало из своего сердца, он намеревался осквернить и унизить ее хуже, чем когда бы то ни было. Пелена злобы застилала ему глаза.
Взойдя на борт, он долго и тщательно – демонстративно долго и тщательно – задраивал люки и иллюминаторы, давая понять, что ее ждет что-то страшное.
А потом задействовал пульт контроля.
Энгус намеревался обездвижить ее, оставив в сознании, чтобы она воспринимала все, что он с ней проделает. Но получилось так, будто пальцы действовали независимо от его воли. Совершенно не собираясь этого делать, он нажал кнопку, погружавшую в сон, поднял Мори на руки и отнес на кушетку.
Положил на тонкий матрас, подсунул под голову подушку и подоткнул со всех сторон одеяло. Шатаясь, с кружащейся головой и рвущимся сердцем, Энгус оставил ее, закрыл люк и уединился в рубке управления.
И только тогда завыл, как раненый зверь.
12
Конечно, Энгус чувствовал бы себя куда лучше, будь у него возможность отправиться на подпольную верфь. Возможно, там он смог бы раздобыть необходимые для ремонта «Красотки» деньги, продавая тамошним развратникам Мори. Там его власть над ней могла принести более ощутимую выгоду, чем на Станции. А вздумай Ник сунуться туда, он нашел бы способ с ним разделаться.
Он чувствовал бы себя куда лучше, сумей он стартовать, выпустить по «Мечте капитана» несколько торпед и скрыться в космосе.
Он чувствовал бы себя куда лучше, убив Мори и испепелив ее тело в соплах «Красотки».
И на протяжении следующей пары недель Энгус был готов сделать одно, другое, третье или все сразу. Но не сделал.
Вместо того он стал готовиться к убийству Ника.
Но Ник Ником, а первым делом следовало позаботиться о «Красотке». Решив повременить с капитальным ремонтом, Энгус обошелся пока косметическим, но весьма тщательным. Осмотр и диагностика были проведены надлежащим образом. Чтобы проверить обшивку и переборки на усталость металла, пришлось раскошелиться на рентгеновский анализ. Он прикупил все новые детали, какие мог себе позволить, и подновил краской начертанное на борту название.
Но все это время Энгус задавал вопросы. Ответы стоили дорого, они едва не разорили его, но зато ему удалось на минуточку заглянуть в файлы главного компьютера Станции. Прежде чем программа защиты успела обнаружить несанкционированный доступ и определить координаты взломщика, он отключился, успев скачать некоторые небесполезные сведения.
В частности, коды и линии связи «Мечты капитана» с компьютерной сетью Станции.
Теоретически это не имело значения. Он не имел доступа к физическим носителям информационного потока, а без этого все его знание кодов ничем не помогало.
Но Энгус пребывал в отчаянии, а это всегда придавало ему сил. Сам опасаясь, не потерял ли рассудок, он погрузил Мори в сон, чтобы она не знала о происходящем, провел гипервентиляцию такой интенсивности, что еле выдержал скафандр, прошел шлюз и, потея как зверь, выбрался наружу.
Затея удалась ему потому, что никто не ожидал ничего подобного. Наружным осмотром или отделкой кораблей, как правило, занимались на верфи, по другую сторону сферы Станции. Лишь самые подозрительные люди, вроде Энгуса, делали это прямо в доке. Ник к последним, видимо, не относился: не иначе, как уверовал в собственную неуязвимость. Действия Энгуса остались незамеченными.
А действия были прелюбопытные. Хмуро отвернувшись от бескрайних звездных полей, переступая намагниченными подошвами по металлическому покрытию, он добрался от «Красотки» до «Мечты капитана»; пустив в ход детектор, проверил все несущие линии между кораблем и Станцией и обнаружил линию передачи данных. Остальное было делом техники: с невероятной точностью и осторожностью он подсоединился к этой линии, деликатно обернув вокруг нее свой «думми», и протянул его дубликат к «Красотке».
Вся эта операция стоила ему огромного напряжения, но вернувшись на борт, Энгус даже не дал себе времени прийти в чувство. Словно под властью навязчивой идеи, с дрожащими от страха и нетерпения руками, он пустил ток, окружив линию передачи данных тонким магнитным полем. Прямого подключения не было, и приборы защиты не могли его зафиксировать. Потом, настроив экран, он стал ждать появления флюктуации.