Историк В.Н. Татищев считал, что Войско Донское образовалось в 1520 г., а донской историк И.Ф. Быкадоров – с 1520 г. по 1546 г. Именно в это время, с точки зрения традиционной версии, казачество переходит на оседлый, постоянный образ жизнедеятельности, строя первые «зимовища и юрты», т.е. поселения, в которых можно было перезимовать в «Диком поле», как тогда называли «глухие, малообжитые» (?) придонские степи. Естественно, что землянки и шалаши со временем сменились огороженными поселениями, т.е. городками, вокруг которых стоял острый частокол, сдерживающий внезапные набеги кочевников или разбойников. Позднее такие места стали называть «станицами», от слова «стан», стоянка.
Приведенная точка зрения основа на предположении, что донские степи были ранее заняты половцами и татарами. Но слабой стороной этой версии является то обстоятельство, что казаки под Казанью в 1553 г. представляли собой грозную и организованную силу; сила эта не могла сложиться в шалашах, а для жителей шалашей не стоило учреждать Сарайскую епархию.
«О первых казачьих городках писал ногайский князь Юсуф в 1549 г. московскому царю Ивану Грозному в своей жалобе на разбойные действия донских казаков во главе с атаманом Сары-Азманом. Казаки в это время практически не признавали над собой ничьей власти и бились с татарами с одной стороны и турками с другой. В 1552 г. в лице Ермака и его дружины казаки участвовали в покорении Иваном Грозным Казанского царства, а позднее и Сибирского» (Кирсанов, http://novoch.ru/stolvdon/rkazach/rkazach1.htm
Добавим только, чтобы развеялась эта стройная картина о казаках – врагах татар. Казаки бились не только с «татарами», но и с казанскими казаками из … «татарской» Казани (Татищев, т.6. с.86). Видимо, все дело в том, что между казаками после развала Ордынской Руси в период становления Руси Московской пробежала «черная кошка»: в условиях отсутствия единого Хозяина приходилось перебегать от одного хозяйчика к другому. Немалую роль стала играть и нарастающая религиозная разобщенность. Московская Русь опиралась только на православие.
«Первым официальным письменным источником, дошедшим до наших дней, является грамота царя Ивана Грозного от 3 января 1570 г. о том, чтобы атаман Михаил Черкашенин и Донские казаки слушали царского посла Новосильцева, едущего в Царь-Град через Дон и Азов, и «тем бы вы нам послужили…, а мы вас за вашу службу жаловать хотим».
Именно этот царский документ считается днем официального образования войска Донского. С этого времени Донские казаки постоянно взаимодействуют с царской властью и православной церковью в Москве в деле защиты южных рубежей Руси как с единородной по языку, вере и быту» (Кирсанов, http://home.novoch.ru/stolvdon/rkazach/rkazach1.htm).
Заметим, что имя казацкого атамана уже православное – Михаил, а двадцать лет до этого был атаман Сары-Азман! Не очень-то в ногу с христианизацией Киевской Руси идет образование Донского казачества.
Кстати, о слове «атаман». Оно не всегда писалось через «а»: «…всю Малую Русь в казаки превратили, гетмана или отомана избрав, все черкесы именовались…» (Татищев, т.1, с.324-325). Случайно ли совпадение имени создателя Оттоманской империи и казачьего чина: «…Отоман той бысть уже султан у турков…» (Лызлов, 1990. с.179)? С точки зрения версии российской истории, предлагаемой А.Т. Фоменко, вполне возможно, что этот турок был просто атаманом турецкой орды.
Известно, что донские казаки в XVII веке жили на Дону, но вот в Европе думали, что это земли Тартарии. Достаточно поглядеть на фрагмент карты 1669 года, сделанную Олеариусом (Olearius):
Рис.10
Татары на Дону. 1669 г.
Как видим, донской казачий край входит во времена царя Алексея Михайловича в пределы государства Тартария. Существует и другая западноевропейская карта 1562 года (Иван Грозный). На ней по правому берегу Иртыша (или Оби) живут cassac, т.е. казаки, на Дону находится Тартария, а по левому берегу Дона – пятигорские черкасы, или, по существу, те же казаки (кубанские? терские?). Привести эту карта здесь автор не может: ее трудно было подготовить для черно-белой печати (карту см. на сайте: http://www.univer.omsk.su/~guts/History/).
Историки, ведущие родословную казаков от беглых холопов, крестьян, бродяг, воров, разбойников и т.д., лишают казаков возможности обзаводиться семьей. «Женщин и среди русских казаков, и среди запорожцев было очень мало – в этих чисто мужских сообществах станица заменяла казакам семью» (Станиславский, 1990. с.10). Но как тогда казаки (а мы уже чувствуем, что это достаточно древний субэтнос) пополняли свою армию, представлявшую изначально грозную силу?! Историки придумали удивительный способ деторождения для казаков – сразу в войско «вваливается» заросший бородой после блуждания по лесам и дорогам Московии беглый детина-крестьянин, ни с того, ни с сего имеющий профессиональные навыки владения оружием и обученный приемам кавалерийского боя. А ведь в учебниках казаки – участники таких лихих сражений, что остается только радоваться их счастью одерживать победы, когда в их рядах сплошные бомжи и крестьянелапотники от сохи.
Лишив казаков истории, их лишают и семей. Вспомним бродников XIII века; от них повелись низовские казаки. Как могли эти низовские казаки появиться без женщин, кто выращивал сотни лет рождающихся у бродников детей? Станицы, т.е. казачьи отряды = сотни по-украински?
(Станиславский 1990. с. 9). No comment!
Казаки при взятии Казани
Под Казанью в 1553 г. в русских войсках находятся казаки: «и казачьих сот избранных молодцов с луками» (Лызлов, 1990. c.92); « повеле быти трем тысящам стрельцов … и всем атаманом козачьим с козаками…» (Лызлов, 1990. c.106). С кем собрались воевать казачки? Понятное дело, придется драться, как мы знаем, и с казанскими казаками. С кем еще?
Кто жил еще в Казани? Когда ее построили легендарные татаро-монголы с помощью русских «художников и работников» и изгнали «народы же российских, иже живяху близ того места», «вместо них наведе и насели из-за Камы языков лютых поганых болгар и со князи и старейшинами их, такожде и прочих поганых языков, яже называются горняя (чуваши и марийцы правобережья. – А.Г.) и луговая черемиса (марийцы левобережья. – А.Г.), зовомыя остяки, народ простой, иже бяху пришельцы из Ростовской земли, отбегшия оттуда крещения ради и населившаяся в болгарских жилищах» (Лызлов, 1990. с.49). Русские люди из Ростова, не принимающие христианства, оказались в Казани!
Размежевание по принципу различия в вероисповедании? В таком случае у казанских казаков могут быть имена Калимет, Урак, Садырь, Агиш. И нечему здесь удивляться.
В Казани живут «погании» люди, т. е. не христианской веры? Через сто сорок лет так думал Лызлов. Он (и не только он) как чудо, свидетельствующее о грядущей погибели Казани, воспринимает следующее свидетельство русских, стоящих под стенами города. «И бывшим им на устии реки Казани у Волги в день святыя Пасхи и поющим со священником утреннее пение, слышаша мнози людие поющи и священник звон велий в колоколы в Казани, якоже у христианских церквей обычай.
Такоже потом и прочии людии слышаша, и много дивляхуся размышляюще, откуда сие бысть? Ибо тогда в Казани не бяше православия. Но сице разумеваху, яко последи хощет Бог тамо православие утвердити, яже и бысть по сих вскоре» (Лызлов, 1990. с.70). Интересно заметить, что в списке, хранящемся в ЦГАДА, который кто-то редактировал в XVIII веке («трудно сказать в чьих руках побывал данный экземпляр, возможно у Г. Миллера» (Лызлов, 1990. с.347)), этот кусок о «чудесах» при взятии Казани вымарывался.