И кстати, русское слово «украинец» с появлением Слобожанщины стало распространяться и на жителей этой области. В документах той поры встречаются украинные служилые люди Слободской Украйны. При этом народ называется или русским, или малороссийским. В анонимном труде «Записки о том, сколько я памятую о Крымских и Татарских походах» некий участник похода 1736 года против крымского ханства пишет о том, что татары сталкивались с «нашими легкими войсками (Запорожцами и Украинцами)». Лишь в конце 18 века, во времена Екатерины, Слободская Украина была окончательно упразднена, сначала став Слободско-Украинской губернией, а потом превратившись в часть Харьковского наместничества. Слобожанщина в 19 веке сыграла огромную роль в формировании украинского сепаратизма. Но об этом позже. А в начале 17 века после каждого очередного подавления восстания в Малороссии на Слободскую Украину приходили новые русские беженцы. Так, в 1638 году остатки войска гетмана Остряницы после польской победы перешли на Слободщину, основали город Чугуев и создали Чугуевский полк. Около 1652 года беженцами были заселены земли в районах Сум и Харькова и созданы одноименные казацкие полки. Несколькими годами позже южнее Харькова был основан город Изюм и создан Изюмский полк.
Но вернемся в Малороссию. В условиях бесконечных крестьянских восстаний, оттока населения на северо-восток казачья старшина оказалась перед выбором. Или остаться особым воинским сословием в составе Польши, или же продолжить бороться. Но уже не за привилегии, а за независимость территорий. Точнее, за то, чтобы территории Поднепровья оказались под чьей-либо защитой.
В 1648 году началось очередное восстание под предводительством Богдана Хмельницкого. «Мне удалось совершить то, о чем я никогда и не мыслил», — так потом говорил гетман. Это было не просто восстание. Это была настоящая война, длившаяся шесть лет. Описывать ее подробно в этой книге нет смысла. Есть сотни источников, где можно ознакомиться с ходом войны 1648–1654 годов и понять, насколько жестокой и кровавой она была. Тут стоит упомянуть лишь одно — она стала первым гвоздем в крышку гроба польской мечты о великом польском государстве. Доведенный до отчаяния народ достиг той точки сознания, где уже не было места сомнениям или страху. Люди были готовы или умереть, или все же добиться другой жизни. И казачья старшина здесь просто ничего не могла изменить, став заложником народного гнева.
Казачья аристократия не хотела никакой независимости от Польши. Как раз наоборот, она рассчитывала в составе Польши получить побольше прав над крестьянами. Но вот народ — простое казачество, крестьянство — хотел другого. Он хотел московского подданства. Потому что люди понимали, что это такое — быть подданным Москвы. Слободская Украина была яркой демонстрацией того, что под Москвой можно жить, работать, сохранять идентичность и не быть низведенным до состояния скота. Слобожанщина, кстати, наполнилась переселенцами из Малороссии за какие-то пять лет настолько, что все прежде безлюдные территории были заселены. По некоторым данным, число беженцев превысило 20 тысяч человек. Колоссальная для 17 века цифра. Причем называли себя беженцы русскими. Это видно хотя бы по народным песням того периода, которые в одном полемическом письме приводит упомянутый мной Владимир Антонович:
В таких условиях казачья старшина была вынуждена следовать за народной волей. Но при этом постараться сохранить свое положение, привилегии, статус. Вариант был один — постараться сделать так, чтобы оказаться под протекторатом Москвы, но при этом сохранить все как в Речи Посполитой. Часть казачества была против воссоединения с Россией. Да и сам Хмельницкий с удовольствием остался бы в Речи Посполитой, дай ему власти то, чего он хотел. Более того, известно, что лидеры восстания обсуждали возможность присяги и крымскому хану. Они боялись, что при московской власти такой вольницы уже не будет. И все же решили присягать Москве.
Явившись к присяге, старшина и гетман, например, потребовали, чтобы русский царь в лице своих послов, в свою очередь, присягнул и им, казакам. Стольник Бутурлин ответил: